Система образов в романе М.Ю. Лермонтова Герой нашего времени

Аннотация к реферату по литературе на тему: «Система образов в романе

М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Я выбрала эту тему, потому что мне нравиться творчество Лермонтова, то

с каким

чувством написано каждое его произведение. Произведением, которое

разбираю я, является роман «Герой нашего времени».

Ведь значение Лермонтова, и, прежде всего его «главной книги» - «Герой

нашего

времени», в развитии последующей русской литературы трудно переоценить.

В своей работе я вплотную подхожу к образу Печорина, ведь самой

большой

загадкой этого романа является то, что после стольких лет люди не пришли к

общему мнению по поводу, управлял ли Печорин своей судьбой или был всего

лишь «жертвой своего времени» и т.д.

Приводя мнения таких людей, как Белинский, Добролюбов, Мануйлова, я

хотела

по крупицам собрать своего Печорина, того которого представляю, но к моему

огорчению, мне так и не удалось дойти до точки. Или мнение Белинского,

который высоко, на мой взгляд, ценил Печорина: «Печорин-натура одаренная.

Он не переоценивает себя, говоря: «… я чувствую в душе моей силы

необъятные…». Печорин обладает острым аналитическим умом, позволяющий ему

верно и глубоко судить о людях, о жизни. Он видит пороки окружающего его

общества и относится к нему остро отрицательно. Он стоит значительно выше

своей среды, для которой он, как и герой лермонтовских драм является

«странным человеком» (так его называет княжна Мери). Развившаяся у Печорина

рефлексия, побуждающая его анализировать каждый свой поступок, судить себя,

вызывает у него не только критическое отношение к другим, но и к самому

себе. Это ставит его значительно выше Онегина, у которого самокритическое

начало выражено крайне слабо».

Взять, например такие противоречивые мнения, как Добролюбова,

говорящего о

Печорине, как о человеке: «Печорин - действительно презирает людей, хорошо

понимая их слабости; он действительно умеет владеть сердцем женщины, не на

краткое мгновенье, а надолго, нередко навсегда. Все, что ему встречается на

дороге, он умеет отстранить или уничтожить. Одно только несчастье, он не

знает куда идти. Сердце его пусто и холодно ко всему. Он все испытал, и ему

еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги;

любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала

сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависят ни

слава, ни счастье; самые счастливые люди-невежды; а слава-удача; военные

опасности ему тоже скоро наскучили, потому что она не видела смысла, и

скоро привык к ним. Наконец, даже простосердечная, чистая любовь дикой

девушки, которая ему самому нравится, тоже надоедает ему; он в ней не

находит удовлетворения своим порывам.

Наряду с Печориным я в своей работе показываю и других героев: Максим

Максимовича, княжна Мери, Веру, Вернера и Грушницкого, Вулича, так как я

их вижу.

Например: Грушницкий, на мой взгляд, один из самых реалистичных,

объектированных образов. В нем отображен тип романтика не по внутреннему

своему складу, а по следованию за модой. Этот вид романтизма, который

нравится «романтическим провинциалкам до безумия», который только

«драпируется» в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и

исключительные страдания.

Иной тип представляет Вернер. Он из разряда «странных людей». Е.

Михайлова

справедливо заметила: «Характерно, что обычному трафаретному светскому

обществу

Печорин предпочитал «странных людей». Единственным своим приятелем он

избрал доктора Вернера, который подобно Печорину, поражает «странным

сплетением противоположных наклонностей»

Лермонтову удались и женские образы: жертвенно любящей, жаждущей

счастья, но глубоко страдающей Веры и умной, благородной, нравственной и

чистой Мери.

Мери – светская девушка, не лишенная духовных запросов, настроенная

несколько

романтически. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако

есть в этом романтизме и положительное звено – стремление к иной, более

содержательной жизни. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера,

о московских барышнях, которые, призрев пустое кокетничанье «пустились в

ученье». Мери «знает алгебру, читает по-английски Байрона.

Образ Веры в какой-то мере проливает свет на возможные варианты судьбы

Мери.

Вера, очевидно, прошла тот же душевный «искус» приобщения ее Печориным миру

дотоле неведомых духовно-нравственных ценностей и примеров, несовместимых с

условной и во многом искусственной светской жизнью и моралью.