рефераты
рефераты
Поиск
Расширенный поиск
рефераты
рефераты
рефераты
рефераты
МЕНЮ
рефераты
рефераты Главная
рефераты
рефераты Астрономия и космонавтика
рефераты
рефераты Биология и естествознание
рефераты
рефераты Бухгалтерский учет и аудит
рефераты
рефераты Военное дело и гражданская оборона
рефераты
рефераты Государство и право
рефераты
рефераты Журналистика издательское дело и СМИ
рефераты
рефераты Краеведение и этнография
рефераты
рефераты Производство и технологии
рефераты
рефераты Религия и мифология
рефераты
рефераты Сельское лесное хозяйство и землепользование
рефераты
рефераты Социальная работа
рефераты
рефераты Социология и обществознание
рефераты
рефераты Спорт и туризм
рефераты
рефераты Строительство и архитектура
рефераты
рефераты Таможенная система
рефераты
рефераты Транспорт
рефераты
рефераты Делопроизводство
рефераты
рефераты Деньги и кредит
рефераты
рефераты Инвестиции
рефераты
рефераты Иностранные языки
рефераты
рефераты Информатика
рефераты
рефераты Искусство и культура
рефераты
рефераты Исторические личности
рефераты
рефераты История
рефераты
рефераты Литература
рефераты
рефераты Литература зарубежная
рефераты
рефераты Литература русская
рефераты
рефераты Авиация и космонавтика
рефераты
рефераты Автомобильное хозяйство
рефераты
рефераты Автотранспорт
рефераты
рефераты Английский
рефераты
рефераты Антикризисный менеджмент
рефераты
рефераты Адвокатура
рефераты
рефераты Банковское дело и кредитование
рефераты
рефераты Банковское право
рефераты
рефераты Безопасность жизнедеятельности
рефераты
рефераты Биографии
рефераты
рефераты Маркетинг реклама и торговля
рефераты
рефераты Математика
рефераты
рефераты Медицина
рефераты
рефераты Международные отношения и мировая экономика
рефераты
рефераты Менеджмент и трудовые отношения
рефераты
рефераты Музыка
рефераты
рефераты Кибернетика
рефераты
рефераты Коммуникации и связь
рефераты
рефераты Косметология
рефераты
рефераты Криминалистика
рефераты
рефераты Криминология
рефераты
рефераты Криптология
рефераты
рефераты Кулинария
рефераты
рефераты Культурология
рефераты
рефераты Налоги
рефераты
рефераты Начертательная геометрия
рефераты
рефераты Оккультизм и уфология
рефераты
рефераты Педагогика
рефераты
рефераты Полиграфия
рефераты
рефераты Политология
рефераты
рефераты Право
рефераты
рефераты Предпринимательство
рефераты
рефераты Программирование и комп-ры
рефераты
рефераты Психология
рефераты
рефераты Радиоэлектроника
рефераты
РЕКЛАМА
рефераты
 
рефераты

рефераты
рефераты
Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы

Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1 Социально-экономическое положение СССР в 20-30 годы ХХ века

Глава 2 Насильственная коллективизация и раскулачивание

Глава 3 Великий голод

Глава 4 "Социально-чуждые элементы" и циклы репрессий

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Начиная эту работу мне еще не были известны масштабы того, что мне

предстоит узнать. Мне казалось, что эпизод с голодом в СССР в 30-е годы –

лишь эпизод, никак несвязанный с остальными процессами, происходящими в

стране. Однако все оказалось иначе. По мере продвижения работы вскрывались

все новые и новые факты, обнаруживалась их взаимосвязь и в конце концов мне

стало понятно, что конкретную ситуацию с голодом на Украине никак нельзя

рассматривать обособленно от социально-политической обстановки в тогдашнем

Союзе. Так же как нельзя не учитывать предпосылок возникновения этой

ситуации, ее связи с остальными очень важными событиями в стране. Только

так можно понять – почему? Почему случилось, что богатейшая республика

Союза в буквальном смысле слова вымирала…

Моя работа не претендует на полноту освещения этой исторической проблемы.

Но мне хотелось найти причины и следствия, понять объективную сущность

происходящего в те годы.

С начала 1923 года и до конца 1927 года, то есть на период около пяти лет,

в противостоянии Советской власти и общества, наступила кратковременная

передышка. Борьба за дело Ленина, умершего 21 января 1924 года, но

абсолютно отстраненного от политической деятельности вследствие третьего

удара уже в марте 1923 года, захватила большую часть партийных

руководителей. В течение этих нескольких лет общество залечивало раны.

Крестьянство, составлявшее 85% населения страны, попыталось восстановить

связи на внутреннем рынке, продавать свою продукцию и жить согласно формуле

крупного историка русского крестьянства Михаэля Конфино так, словно

"наступило время крестьянской утопии". Эта "крестьянская утопия", названная

большевиками "эсеровщиной", то есть "господством социал-революционного

сознания", основывалась на четырех принципах, которые можно встретить во

всех крестьянских программах разных десятилетий: это, в частности, отмена

помещичьего землевладения и раздел земли в зависимости от количества

едоков; это свобода пользования плодами своего труда; возможность

торговать; и, наконец, создание крестьянского самоуправления (self-

government), традиционной сельской общины; при этом представительство

большевистского государства сводилось к сельским Советам, избираемым

жителями нескольких деревень, и партийным ячейкам, по одной на каждые сто

деревень!

Механизмы рынка, разрушенные в период с 1914 по 1922 год, частично

признанные властью, хотя и оцененные как знак отступления в стране, где

большинство составляет сельское население, снова начали действовать.

Сезонная миграция в города, столь частая при прежней власти, также

возобновилась; поскольку государство пренебрегало сектором потребления,

заметно расцвело ремесленничество, недоимки и голод в деревнях стали более

редкими, крестьяне снова насытились.

Однако кажущееся затишье этих нескольких лет не могло снять глубокие

противоречия между правящим режимом и обществом, не забывшим насилие,

жертвой которого оно стало. У крестьян причин для недовольства было

немало1. Закупочные цены на сельскохозяйственные продукты были очень низки,

не хватало фабричных товаров, они были дороги, а налоги были непосильны.

Крестьяне чувствовали себя в стране гражданами второго сорта, поскольку

рабочие стали категорией привилегированной. Крестьяне жаловались на

многочисленные злоупотребления представителей Советского государства,

получивших закалку в "школе военного коммунизма". Они подвергались

произволу местной власти, впитавшей одновременно черты русской традиции и

практики террора последних лет. "Судебный, административный и местный

милицейский аппарат были парализованы алкоголизмом, взяточничеством,

бюрократизмом и общей грубостью нравов крестьянских масс"2, - отмечается в

пространном докладе политической полиции "О соблюдении социалистической

законности в деревнях" в конце 1925 года.

Осуждая наиболее кричащие нарушения законности представителями советской

власти, многие большевистские руководители все равно считали деревню

опасной terra incognito, то есть "средой, кишащей кулацкими элементами,

социал-революционерами, попами, бывшими помещиками, которых еще не успели

"убрать", по образному выражению руководителя ГПУ Тульской губернии3.

Как свидетельствуют документы отдела информации ГПУ, рабочий класс тоже

оставался "под высочайшим наблюдением". Эта социальная категория,

меняющаяся в послевоенные годы, в период революции и гражданской войны,

всегда подозревалась в сохранении связей с враждебным советской власти

миром деревни. На каждом предприятии были свои тайные осведомители,

выявлявшие слова и поступки, "крестьянские настроения", которые рабочие,

вернувшиеся из проведенного в деревне отпуска, могли занести в город. В

докладах органов ГПУ рабочий класс делился на "враждебные элементы",

находящиеся под влиянием контрреволюционных групп, на "политически

отсталых", в основном недавно приехавших из деревень, а также на тех, кто

еще могут стать "политически сознательными". Остановка работ на

предприятиях и забастовки, весьма немногочисленные в эти годы большой

безработицы, относительное улучшение уровня жизни для тех, у кого была

работа, были тщательно расследованы, а их вожаки арестованы.

Глава 1 Социально-экономическое положение СССР в 20-30 годы ХХ века

Секретные документы ГПУ, сегодня частично ставшие доступными, показывают,

что после нескольких лет ошеломляющего роста численности эта организация

вдруг столкнулась с некоторыми трудностями, связанными с передышкой в

волюнтаристской реорганизации общества. В 1924-1926 годах Дзержинскому

пришлось твердо отстаивать свои позиции перед некоторыми руководителями,

считавшими, что нужно ограничить численный состав органов ГПУ, дела

которого шли на убыль. В первый и единственный раз вплоть до 1953 года

численный состав органов ГПУ был значительно сокращен. В 1921 году ЧК

использовала 105.000 гражданских лиц и около 180.000 военных из различных

войск специального назначения, включая пограничные войска, чекистов-

железнодорожников, а также конвойные войска. В 1925 году эти части

поредели, их численность уменьшилось приблизительно до 26.000 гражданских

лиц и 63.000 военных. К этому числу следует прибавить 30.000 осведомителей,

на которых в 1921 году нет данных в силу нынешнего состояния документации4.

В декабре 1924 года Николай Бухарин написал Феликсу Дзержинскому: "Я

полагаю, что мы должны как можно скорее перейти к более "либеральной" форме

советской власти: меньше репрессий, больше законности, дискуссий, больше

местной власти (под руководством партии naturaliter) и т.д."5.

Несколько месяцев спустя, 1 мая 1925 года Николай Крыленко, возглавлявший в

свое время судебный маскарад на процессе социал-революционеров, направил в

политбюро длинную докладную записку, где он критиковал злоупотребления

ОГПУ, которое, с его точки зрения, превысило полномочия, предписанные ему

законом. Многие декреты, принятые в 1922-1923 годах, действительно

ограничивали компетенцию ОГПУ делами о шпионской деятельности, бандитизме,

фальшивомонетчиках, "контрреволюционерах". В этих преступлениях ОГПУ было

единственным судьей и его специальная коллегия могла приговорить к ссылке и

поселению на жительство в места, находящиеся под надзором (сроком до трех

лет), к содержанию в лагере или даже к смертной казни. В 1924 году из

62.000 начатых ОГПУ дел, немногим более 52.000 были проведены через обычный

суд. ОГПУ оставил в своей подсудности 9000 дел, что составляет значительную

цифру, позволившую сделать заключение о политической обстановке, напоминает

Николай Крыленко:

"Условия жизни депортированных и сосланных на поселение в затерянные углы

Сибири лиц, без малейших средств к существованию, ужасающи. Туда ссылают

наряду с семидесятилетними стариками юношей восемнадцати-девятнадцати лет

из учащейся молодежи, духовенство, старух, "принадлежащих к социально-

опасным элементам".

Крыленко предложил также ограничить категории "контрреволюционеров" только

членами "политических партий, представляющих интересы буржуазии", чтобы

избежать произвольного толкования этого термина службами ОГПУ6.

Обеспокоенные такой критикой, Дзержинский и его помощники не смогли не

довести до сведения партийного руководства и, в частности, Сталина

тревожные сообщения о сложных внутренних проблемах, а также об угрозе

диверсий со стороны Польши, Франции и Японии. В докладе о деятельности ОГПУ

в 1924 году политическая полиция сообщала:

- арестовано 11453 "бандита", из которых 1858 были расстреляны на месте;

- задержано 926 иностранцев (357 высланы из страны) и 1542 "шпиона";

- предупреждено "восстание белогвардейцев" в Крыму (132 человека

расстреляны по этому делу);

- проведена 81 "операция" против групп анархистов, в ходе которых

осуществлено 266 арестов;

- "ликвидировано" 14 меньшевистских организаций (540 арестованных), 6

организаций правых эсеров (152 арестованных), 117 организаций "различных

интеллигентов" (1.360 арестованных), 24 организации "монархистов" (1245

арестованных), 85 "церковных организаций" и "сектантских объединений" (1765

арестованных), 675 "кулацких групп" (1148 арестованных);

- высланы с помощью двух операций в феврале и июле 1924 года 4500 "воров",

"рецидивистов" и "нэпманов" (торговцев и мелких предпринимателей) из Москвы

и Ленинграда;

- взяты под надзор 18200 "социально опасных лиц";

- под наблюдением также находятся 15501 предприятие и управление ими;

- вскрыто и прочитано 5.078.174 письма и другой корреспонденции7.

В какой мере этим данным, скрупулезно составленным и до смешного

бюрократическим, можно доверять? Включение их в проект бюджета ОГПУ 1925

года означает, что функции тайной полиции не были ограничены, она по-

прежнему обеспечивала защиту от внутренней угрозы и потому заслуживала

новых средств. Для историка ценно, что помимо приведенных цифр и

произвольно выбранных социальных "категорий", они свидетельствуют о

постоянстве методов ОГПУ, о существовании его потенциальных врагов, о

непременном наличии вражеской сети, порой недостаточно действенной, но

всегда действующей.

Несмотря на бюджетные сокращения и некоторую критику со стороны

непоследовательных большевистских руководителей, деятельность ОГПУ

подстегивается ужесточением уголовного законодательства. Действительно,

Основные принципы уголовного законодательства СССР, принятые 31 октября

1924 года, так же, как новый Уголовный кодекс 1926 года, значительно

расширяли определение контрреволюционных преступлений и вводили понятие

"лицо социально опасное". Закон включал в "контрреволюционные преступления"

всякие виды деятельности, которые, не имея целью непосредственно свержение

и ослабление советской власти, были тем не менее "правонарушением",

"посягательством на политические или экономические завоевания пролетарской

революции". Таким образом, закон наказывал не только за прямые намерения,

но также за намерения случайные или косвенные.

Кроме того "социально опасным ... считалось всякое лицо, совершившее

общественно опасный поступок, имеющее отношения с преступной средой или

осуществлявшее в прошлом такую деятельность, которая признана "социально

опасной". Привлеченные в соответствии с этими очень неточными критериями

лица могли быть приговорены к наказанию даже в отсутствии всякой вины. Было

разъяснено, что "суд может принимать меры социальной защиты от лиц,

признанных социально опасными, либо действительно совершивших определенное

преступление, либо привлеченных в качестве обвиняемых по какому-либо

преступлению и оправданных судом, но остающихся социально опасными". Все

эти положения, введенные в 1926 году, среди которых фигурирует знаменитая

58 статья Уголовного кодекса, с ее четырнадцатью пунктами, определяющими,

что такое контрреволюционные преступления, давали законное основание для

усиления террора8. 4 мая 1926 года Дзержинский направил своему заместителю

Ягоде письмо, в котором изложил обширную программу "борьбы со спекуляцией",

определившей окончание НЭПа и постоянство "духа гражданской войны" среди

высшего партийного руководства. В этом письме указывалось:

"Борьба со спекуляцией" представляется сегодня крайне важной... Необходимо

очистить Москву от паразитических элементов и спекулянтов. Я попросил

Паукера собрать для меня всю имеющуюся документацию о переписи жителей

Москвы в связи с этой проблемой. В настоящий момент, я ее не получил. Не

полагаете ли вы, что необходимо создать в ГПУ специальный отдел по

колонизации, который бы финансировался за счет конфискаций... Нужно

заселить паразитическими элементами (вместе с их семьями) из наших городов

неблагополучные в климатическом отношении зоны нашей страны как это

предусмотрено правительственным планом... Во что бы то ни стало мы должны

очистить наши города от тысяч спекулянтов и процветающих в них паразитов...

Эти паразиты пожирают нас. Из-за них нет товаров для крестьян, цены

повышаются, а наш рубль падает. ГПУ должно решительно заняться этой

проблемой, проявляя как можно больше активности" 9.

Среди других особенностей советского уголовного законодательства следует

отметить существование двух различных систем преследования преступлений,

судебной и административной, и двух систем мест заключения, одна из которых

управляется комиссариатом внутренних дел, другая - ГПУ. Наряду с

традиционными тюрьмами, где содержались лица, осужденные в соответствии с

обычной уголовной процедурой, существуют также лагеря, находящиеся в

введении ГПУ, где заключены лица, приговоренные специальными судами

политической полиции за следующие преступления: контрреволюция во всех

формах, бандитизм, подделка ценных бумаг, преступления, совершенные самими

сотрудниками ГПУ.

В 1922 году правительство предложило ГПУ устроить большой лагерь в

Соловках, на пяти островах в Белом море, расположенных вблизи Архангельска.

На главном острове Соловков находился один из больших православных

монастырей. После изгнания оттуда монахов ГПУ организовало на этом

архипелаге лагеря, объединенные аббревиатурой СЛОН (Соловецкий Лагерь

Особого Назначения). Первые заключенные прибыли сюда из лагерей в

Холмогорах и Пертоминска в начале июля 1924 года. К концу этого года в этом

лагере было 4.000 заключенных, в 1927 году их было 15.000, а к концу 1928

года - 38.000.

Одной из особенностей пенитенциарной системы Соловков было самоуправление.

Кроме начальника и нескольких других ответственных постов все лагерные

"должности" занимали заключенные. В подавляющем большинстве, это были

бывшие сотрудники ГПУ, приговоренные за серьезные превышения власти.

Осуществляемое таким контингентом самоуправление было самым большим

произволом, который очень скоро ухудшил судьбу привилегированных

заключенных, какими при прежней власти считались политические. Во времена

НЭПа администрация ГПУ разделяла заключенных на три категории.

Первая состояла из политических, то есть исключительно из членов бывших

партии меньшевиков, эсеров, анархистов; эти заключенные поначалу добились

от Дзержинского привилегий, которые тот сам имел при царском режиме: около

десяти лет он провел в тюрьмах и ссылках, где к политическим относились

сравнительно мягко, они получали лучшее питание, называемое "политическим

рационом", имели право на некоторые личные вещи, могли получать газеты и

журналы. На поселении им позволялось жить коммуной, и они освобождались от

принудительных работ. Все эти привилегии были уничтожены в конце 20-х

годов.

Вторая категория заключенных, самая многочисленная, состояла из

контрреволюционеров, членов политических партий несоциалистических или

анархистского направлений, представителей духовенства, бывших офицеров

царской армии, бывших чиновников, казаков, участников Кронштадтского и

Тамбовского восстаний, а также других лиц, арестованных по 58 статье

Уголовного кодекса.

В третью категорию заключенных входили осужденные ГПУ уголовники (бандиты и

фальшивомонетчики), а также бывшие чекисты, осужденные за различные

преступления или проступки по должности. Контрреволюционеры, обязанные

проживать совместно с уголовниками, устанавливавшими свои законы,

подвергались самому чудовищному произволу внутри лагеря, голодали, мерзли

зимой, летом их сжирала мошка (одна из летних пыток заключалась в том, что

пленника нагишом привязывали к дереву в лесу и оставляли его на съедение

мошке, весьма злой и многочисленной на этих северных, усеянных озерами,

островах). Чтобы перейти из одного лагерного сектора в другой, как

вспоминает один из известных заключенных Соловков писатель Варлам Шаламов,

заключенные требовали завязать им руки за спиной, и настаивали, чтобы это

было специально оговорено в правилах внутреннего распорядка: "Это было

единственное средство самозащиты заключенных против лаконичной формулы

"убит при попытке к бегству"10.

Соловецкий лагерь - это то место, с которого началась замена

"импровизированных" лагерей времен Гражданской войны специально продуманной

системой принудительных работ, получившей, начиная с 1929 года, ужасающее

развитие. До 1925 года заключенные, как правило, были заняты

малопродуктивной работой для внутрилагерных нужд. В 1926 году администрация

лагеря решила перейти на заключение производственных договоров с некоторыми

государственными предприятиями и более "рационально" использовать

принудительные работы, ставшие источником дохода, тогда как раньше, в 1919-

1920 годах, "исправительные работы" рассматривались как средство

"перевоспитания". Лагерь Соловки, реорганизованный под аббревиатурой УСЛОН

(Управление Соловецкими Лагерями Особого Назначения), шагнул на континент и

прежде всего на побережье Белого моря. В 1926-1927 годах появились лагеря в

устье Печоры, в Коми и в других точках этого негостеприимного, но богатого

лесами побережья. Заключенные выполняли точно расписанный план по заготовке

леса, по его рубке и распиловке. Рост планов производства леса по стране

потребовал увеличения числа заключенных. Это обстоятельство привело в 1929

году к полной реформе содержания заключенных: в лагеря стали отправлять и

тех, кто был приговорен к трем годам тюремного заключения . Подобные меры

способствовали чудовищному развитию системы исправительных лагерей.

Экспериментальная лаборатория принудительных работ, "специальные лагеря"

Соловецкого архипелага стали отправной точкой появления и приведения в

действие другой большой континентальной системы - архипелага ГУЛАГ.

Обычная деятельность ГПУ с ее ежегодным "уловом" в несколько тысяч

заключенных, приговоренных к лагерным работам или ссылке под надзор, не

исключала при этом проведения широкомасштабных операций по подавлению

всякого рода выступлений. В течение спокойных лет НЭПа с 1923 по 1927 год

граничащие с Россией республики Закавказья и Средней Азии стали местом

наиболее масштабных и кровавых репрессий. Эти страны, в большинстве своем

яростно сопротивлявшиеся русским завоеваниям еще в XIX веке, все-таки были

завоеваны и подавлены большевиками: Азербайджан в апреле 1920 года, Армения

в декабре 1920 года, Грузия в феврале 1920 года, Дагестан в конце 1921

года, а Туркестан с Бухарой осенью 1920 года. Завоеванные, они продолжали

оказывать сильнейшее сопротивление "советизации". "Мы держим под контролем

только центральные города или скорее центры центральных городов", - писал в

1923 году Петерс, полномочный представитель ЧК в Туркестане. С 1918 года до

конца 1920-х годов., а в некоторых регионах до 1935-1936 годов, большая

часть Средней Азии, за исключением отдельных городов, удерживалась

басмачами. Название "басмачи" ("разбойники" по-узбекски) применялось

русскими по отношению к различным типам защитников своей земли, как к

оседлым, так и к кочевникам, узбекам, киргизам, туркменам, которые

действовали независимо одни от других во многих областях.

Главный очаг восстания находился в долине Ферганы. После завоевания Ферганы

Красной Армией в сентябре 1920 года началось большое восстание, охватившее

восточные и южные регионы бывшего Бухарского эмирата и северной области

туркменских степей. В начале 1921 года штаб Красной Армии считал, что число

вооруженных басмачей достигает тридцати тысяч. Управление басмаческим

движением было неоднородным, его руководители выдвинулись из почетных лиц

деревни или клана, из представителей мусульманского духовенства, но также

просто из националистов, иногда чужестранцев для этого региона, таких,

например, как Энвер-паша, бывший военный министр Турции, убитый при

столкновении с отрядом чекистов в 1922 году.

Движение басмачей было стихийным восстанием, поднявшимся против "неверных",

против "русского угнетателя", против старого врага с новым лицом, ибо эти

люди не только хотели заполучить их земли и скот, но также лишить их

мусульманской веры. Война по "усмирению" восставших была по сути

"колониальной войной". Борьба против басмачей мобилизовала на десять лет

значительную часть армии специальных войск ОГПУ, одним из главных отделов

которой был Восточный отдел. И в настоящее время невозможно оценить даже

приблизительно количество жертв этой войны11.

Второй большой сектор Восточного отдела ГПУ занимался Закавказьем. В первой

половине двадцатых годов Дагестан, Грузия и Чечня были в особенности

затронуты репрессиями. Дагестан противостоял советскому проникновению

вплоть до 1921 года. По руководством шейха Узуна-хаджи мусульманское

братство Нахбандиса возглавило большое восстание горцев, и борьба приняла

характер священной войны против русских захватчиков. Она длилась больше

года, но некоторые регионы так и не удалось смирить, даже ценой

массированных бомбардировок и жертв среди гражданского населения, они

покорились только в 1923-1924 годах12.

После трех лет независимого существования под властью меньшевистского

правительства Грузия оказалась занятой Красной Армией в феврале 1921 года,

но осталась, по признанию секретаря компартии большевиков в Закавказье

Алексея Мясникова, "довольно горячим делом". Партия большевиков здесь

оказалась немногочисленной, за три года после прихода ее к власти она

сумела принять в свои ряды только десять тысяч членов, в то время как ей

приходилось противостоять мощному слою антибольшевистски настроенной

интеллигенции и знати, а это были сотни тысяч человек, не говоря о том, что

в организации меньшевиков в 1920 году здесь насчитывалось более шестидесяти

тысяч членов. Несмотря на террор, организованный всемогущей ЧК Грузии, мало

зависимой от Москвы и управляемой молодым руководителем тайной полиции

Лаврентием Берия, меньшевистские руководители в изгнании к концу 1922 года

сумели организовать совместно с другими антибольшевистскими партиями тайный

Комитет независимости Грузии, который подготовил восстание. Начавшись 28

августа 1924 года в маленьком городе Чиатуры, это восстание, основные

участники которого были крестьяне из Гурии, охватило за несколько дней пять

из двадцати пяти районов Грузии. Под подавляющей силой противника,

оснащенного артиллерией и авиацией, восстание было подавлено за неделю.

Серго Орджоникидзе, первый секретарь компартии большевиков в Закавказье, и

Лаврентий Берия воспользовались этим восстанием как предлогом для того,

чтобы "покончить с меньшевизмом и грузинской знатью". По недавно

опубликованным данным с 29 августа по 5 сентября 1924 года 12578 человек

были расстреляны. Размах репрессий был настолько велик, что вызвал

беспокойство Политбюро. Руководители партии отправили Орджоникидзе

напоминание о том, что существует приказ не устраивать массовых и чересчур

многочисленных казней, особенно политических казней, без специального

разрешения из центра. Тем не менее многочисленные без разбору казни

продолжались долго. На пленуме Центрального Комитета, собравшемся в октябре

1924 года в Москве, Серго Орджоникидзе "уступил": "Может быть, мы немного

погорячились, но мы не могли иначе!" 13

Год спустя после грузинского восстания 1924 года, новый режим начал

обширную операцию по усмирению Чечни, где население не признавало советской

власти. С 27 августа по 15 сентября 1925 года войска Красной Армии

численностью более десяти тысяч человек, возглавляемые генералом* {* Звание

генерала было введено в Красной Армии в 1940 г. Мы оставляем этот

анахронизм оригинала, т.к. он точно соответствует тогдашним воинским

званиям в СССР (комдив, комкор, командарм)} Уборевичем, с поддержкой

специальных частей ОГПУ, предприняли попытку разоружения чеченских

партизан, которые особенно прочно удерживали внутренние территории страны.

Были схвачены десятки тысяч вооруженных людей, около тысячи "бандитов"

арестованы. Перед лицом сопротивления населения, зампред ОГПУ Уншлихт

признался, что войска должны были прибегнуть к тяжелой артиллерии и

бомбардировке наиболее упорных "бандитских гнезд". По исходе этой новой

операции по "усмирению", проводившейся в период, который стали называть

"апогеем НЭПа", Уншлихт закончил свой доклад руководству страны выводом:

"Как это показал опыт борьбы против басмачей в Туркестане, против бандитов

на Украине, в Тамбовской губернии и в других местах, военные репрессии

могут быть эффективны только в том случае, когда сразу же следует глубокая

советизация всего района" 14.

С конца 1926 года, после смерти Дзержинского, ОГПУ, управляемое отныне

правой рукой основателя ЧК Вячеславом Рудольфовичем Менжинским - поляком по

происхождению, как и Дзержинский, - снова понадобилось Сталину, готовившему

политическое наступление против Троцкого и Бухарина. В январе 1927 года

ОГПУ получило приказ усилить работу по учету "социально опасных и

антисоветских элементов" на селе. За год число учтенных увеличилось с

30.000 до примерно 72.000. В сентябре 1927 года ОГПУ начало многочисленные

кампании по аресту кулаков и других "социально опасных и антисоветских

элементов" во многих областях сразу. Впоследствии эти операции будут

рассматриваться, как подготовительные к большим чисткам периода "борьбы с

кулачеством" зимой 1929-1930 годов.

В 1926-1927 годах ОГПУ проявило также большую активность в преследовании

оппозиционеров, одни из которых были "зиновьевцами", другие "троцкистами".

Практика учета и преследования членов коммунистической оппозиции началась

очень рано, уже в 1921-1922 годах. В сентябре 1923 года Дзержинский

предложил коммунистам для "идеологического сплочения партии" передавать

органам ОГПУ всю информацию о существовании фракций или уклонов внутри

партии. Это предложение вызвало возмущение среди некоторых партийных

руководителей, в частности, у Троцкого. Тем не менее опыт слежки за

оппозиционерами стал всеобщим в последующие годы. Чистка управляемой

Зиновьевым партийной организации Ленинграда в январе-феврале 1926 года была

вменена в обязанность службам ОГПУ. Оппозиционеры не только были исключены

из партии; сотни из них были высланы в дальние города страны, где они

оставались без средств к существованию, так как никто не осмеливался дать

им работу. В 1927 году началась охота на троцкистскую оппозицию -

троцкистов оставалось в стране несколько тысяч, - для этого также был

мобилизован ряд служб ОГПУ.

Все троцкисты были взяты на учет, сотни активных троцкистов были арестованы

и высланы. В декабре 1927 года все основные руководители оппозиции, а это

Троцкий, Зиновьев, Каменев, Радек, Раковский, были исключены из партии, а

затем арестованы. Все оппозиционеры, отказавшиеся от публичных

саморазоблачений, были высланы. 19 января 1928 года "Правда" объявила об

отъезде из Москвы Троцкого и группы из тридцати оппозиционеров, сосланных в

Алма-Ату. Год спустя Троцкий был выслан из СССР. С момента превращения

одного из главных вдохновителей большевистского террора в

контрреволюционера, начался новый этап жизни страны под руководством

другого сильного человека - Сталина.

В начале 1928 года сразу после удаления троцкистской оппозиции, сталинское

большинство в Политбюро принимает решение закончить временную передышку в

обществе, которое, как им кажется, уходит все дальше от пути, по которому

большевики хотели его повести. Главным врагом остается, как и десять лет

назад, крестьянское большинство, вдруг представшее как громадная,

враждебная масса, бесконтрольная, поскольку ее вообще трудно

контролировать. Так начался второй этап борьбы против крестьянства; как

справедливо отмечает историк Андреа Грациози, "он весьма отличался от

первого. Инициатива отныне была в руках государства, крестьяне же,

постепенно ослабевая, могли лишь кое-как реагировать на атаки с его

стороны"15.

Даже если сельское хозяйство заметно поднялось после катастрофы 1918-1922

годов, "крестьянский враг" все равно был слабее, а государство сильнее к

концу двадцатых годов в сравнении с началом десятилетия. Об этом

свидетельствуют, например, прекрасные информационные сводки о том, что

происходило в деревне, которыми располагали власти, перепись "социально

опасных элементов", позволившая ОГПУ успешно провести первые акции по

раскулачиванию, по искоренению "бандитизма", разоружению крестьян,

увеличению процента военнообязанных среди крестьян, по существенному

развитию школьного образования в деревне. Как о том свидетельствуют письма

большевиков и стенограммы дискуссий в высших эшелонах партийной власти,

сторонники Сталина - как, впрочем, и его противники Бухарин, Рыков и

Каменев - прекрасно знали в 1928 году, чего может стоить новое наступление

против крестьянства. "Вы получите крестьянскую войну как в 1918-1919

годах", - предупреждает Бухарин. Сталин к этому был готов, какой бы ни была

цена победы. Он знал, что на этот раз власть выйдет победительницей16.

Срыв плана хлебозаготовок в конце 1927 года дал Сталину искомый предлог.

Ноябрь 1927 года был отмечен заметным падением поставок

сельскохозяйственной продукции в государственные закрома, который принял

катастрофические размеры в декабре. В январе 1928 года стало ясно, что

несмотря на хороший урожай, крестьяне обеспечили поставки только 4,8

миллиона тонн, вместо 6,8 миллионов тонн предыдущего года. Понижение цен на

закупку сельскохозяйственной продукции, дороговизна и нищета, отсутствие

промышленных товаров, дезорганизация закупочных органов, слухи о

предстоящей войне, короче, - всеобщее недовольство крестьянства правящей

властью - вызвало этот кризис, который Сталин назвал "кулацкой

забастовкой".

Сталин и его сторонники воспользовались этим недовольством как предлогом

для того, чтобы вновь начать репрессии, как это уже было сделано при

военном коммунизме. Сталин самолично отправился в Сибирь. Другие

руководители, такие как Андреев, Микоян, Постышев или Косиор отправились в

хлебные районы Черноземья, на Украину и на Северный Кавказ. 14 января 1928

года Политбюро направило местным властям циркуляр с требованием "арестовать

спекулянтов, кулаков и других дезорганизаторов рынка и политики цен".

"Уполномоченные" - термин, напоминающий о реквизициях 1918-1921 годов, т.е.

об отрядах коммунистических борцов, направленных в деревню для "чисток"

местной власти, которую обвиняли в сочувствии кулакам, и для того, чтобы

поискать припрятанные излишки, "столь необходимые беднейшему крестьянству",

причем беднякам была обещана четверть найденных у "богатых" излишков зерна.

В арсенале средств наказания непокорного крестьянства было постановление в

предписанные сроки сдать по смехотворно заниженным ценам - в три-четыре

раза дешевле, чем на рынке - свою сельскохозяйственную продукцию. Статья

107 Уголовного кодекса предусматривала заключение на три года в тюрьму за

любую попытку поднять цену, и это широко использовалось. И, наконец, налоги

для кулаков были увеличены в десять раз за два года. ОГПУ приступило также

к закрытию рынков как таковых, а эта мера касалась уже не только зажиточных

крестьян. За несколько недель весь использованный арсенал средств свел на

нет передышку, которая с 1922-1924 годов, хорошо ли плохо ли, но все все-

таки наладила отношения между властью и крестьянством. Реквизиции и

репрессивные меры, конечно, только углубили кризис; и очень вскоре власти

силой добились выполнения плана хлебозаготовок с несколько худшими

показателями, чем в 1927 году, однако на следующий год крестьяне, как во

времена военного коммунизма, отреагировали тем, что понизили размеры своих

посевных площадей17.

"Кризис хлебозаготовок" зимой 1927-1928 годов сыграл решающую роль в том,

какой оборот приняли дальнейшие события; Сталин сделал свои выводы из того,

что произошло, и решил, что необходимо создать на селе "бастионы

социализма", колхозы и гигантские совхозы; итогом коллективизации сельского

хозяйства должен был стать постоянный контроль над производством

сельскохозяйственной продукции и над самими производителями, которым нельзя

давать пройти через рынок; тогда можно будет избавиться сразу от всех

кулаков, "ликвидировать их как класс".

В 1928 году власть решила покончить также с передышкой и для другой

социальной категории - так называемых спецов, тех "буржуазных

специалистов", выходцев из старорежимной интеллигенции, которые в конце 20-

х годов занимали большую часть должностей на предприятиях и в

администрациях. На пленуме Центрального Комитета в апреле 1928 года

обсуждалось "шахтинское дело": на одном из предприятий города Шахты треста

Донуголь, который использовал "буржуазных специалистов" и поддерживал

отношения с западными финансовыми кругами, был обнаружен так называемый

"промышленный саботаж". Спустя несколько месяцев пятьдесят три обвиняемых,

в большинстве своем инженеры, предстали на первом со времен процесса эсеров

в 1922 году публичном политическом разбирательстве. Суд завершился пятью

смертными приговорами, остальные были приговорены к различным мерам

наказания. Этот показательный процесс, о котором писали все газеты, должен

был подтвердить одну из главных легенд власти: присутствие "саботажников за

иностранные деньги" на наших предприятиях; это обстоятельство заставило

вновь мобилизовать силы ОГПУ, "объяснить" возможный экономический ущерб,

"ликвидировать" старые кадры, организовать "специальные отделы ОГПУ на

стройках и предприятиях", прославившиеся впоследствии под названием

шарашки. Тысячи инженеров и техников, приговоренные за саботаж,

"заглаживали свою вину" принудительным трудом на стройках и предприятиях

первой пятилетки. В месяцы, которые последовали после первого процесса в

Шахтах, экономический отдел ОГПУ подготовил десятки подобных дел, особенно

на Украине. Только на одном промышленном комплексе Югосталь в

Днепропетровске 112 сотрудников были арестованы в мае 1928 года18.

Промышленная и техническая интеллигенция была не единственной средой,

против которой велась обширная операция борьбы со спецами в 1928 г.

Множество преподавателей и "социально чуждых студентов" были изгнаны из

учебных заведений в результате многочисленных кампаний по чистке

университетов и выдвижению новой "красной пролетарской интеллигенции".

Ужесточение преследований и экономические трудности в последние годы НЭПа,

отмеченные возрастающей безработицей, имели результатом впечатляющее

увеличение обвинительных приговоров: 578.000 в 1926 году, 709.000 в 1927

году, 909.000 в 1928 году, 1.117.800 в 1929 году19. Чтобы поставить какую-

то преграду этой людской лавине, направляемой в тюрьмы, имевшие в 1928 году

только сто пятьдесят тысяч мест, правительство решило принять важные меры.

Первая из них постановлением от 26 марта 1928 года предлагала заменить

кратковременные заключения за небольшие проступки неоплачиваемыми

исправительными работами "на стройках, предприятиях и лесоповале". Еще одна

мера, предусмотренная постановлением от 27 июня 1929 года, имела

грандиозные последствия. Согласно этой мере наказания все заключенные,

приговоренные как минимум к трем годам лишения свободы, переводились на

исправительные работы в лагерях с "целью освоения естественных природных

богатств восточных и северных районов страны". Эта идея носилась в воздухе

долгое время. ОГПУ решило принять меры для выполнения программы заготовки

леса на экспорт; неоднократно эта организация обращалась с предложениями в

Главное управление мест заключения, находившееся в подчинении у

Комиссариата внутренних дел и занимавшееся обычными тюрьмами, с просьбой о

выделении им дополнительной рабочей силы, так как, действительно,

"собственные" заключенные Соловецкого Лагеря Особого Назначения в числе

38.000 человек в 1928 году не могли выполнить установленные планы

производства20.

Подготовка первого пятилетнего плана выдвинула на повестку дня вопросы

распределения рабочей силы и освоения отдаленных, но богатых естественными

ресурсами регионов страны. Рабочая сила заключенных, до того

неиспользованная, может стать при условии хорошо организованной

эксплуатации настоящим богатством; контроль и управление рабочей силой

могут стать источником дохода, влияния и власти. Руководители ОГПУ, в

частности, Менжинский и его заместитель Ягода при поддержке Сталина

сознательно начали эту "игру". Летом 1929 года они привели в исполнение

амбициозный план по "колонизации" Нарымского края, занимающего триста

пятьдесят тысяч квадратных километров западносибирской тайги, и потребовали

немедленного приведения в исполнение постановления от 27 июня 1929 года.

Именно в такой ситуации родилась еще и идея "ликвидации кулачества как

класса", то есть массовой депортации зажиточных крестьян, рассматривавшихся

в официальных кругах в качестве серьезных противников коллективизации21.

Целый год понадобился Сталину и его сторонникам, чтобы выдержать

противостояние и сломить сопротивление теперь уже внутри партийного

руководства, которое было необходимо склонить к политике принудительной

коллективизации, к ликвидации кулачества и ускоренной индустриализации, что

составляло три неразделимые ипостаси программы по изменению экономики и

общества путем грубого вмешательства в естественный ход развития. Эта

программа была основана на остановке рыночных механизмов, экспроприации

крестьянских земель и освоении естественных богатств страны принудительным

трудом сотен тысяч заключенных и других жертв "второй революции".

"Правая" оппозиция, возглавляемая Рыковым и Бухариным, полагала, что

коллективизация приведет только к "военно-феодальной эксплуатации

крестьянства", гражданской войне, развязыванию террора, хаосу и голоду; эта

оппозиция была разгромлена в 1929 году. В течение лета 1929 года была

развернута кампания по борьбе с "правой" оппозицией в прессе, ежедневно

газеты яростно набрасывались на нее, обвиняя оппозицию в "сотрудничестве с

капиталистическими элементами" и в "согласии с троцкистами". Абсолютно

лишенные доверия, оппозиционеры выступили с публичным покаянием и

самокритикой в ноябре 1929 года.

В то время, как во властных структурах разворачивалась борьба между

защитниками и противниками НЭПа, страна потихонечку погружалась во все

более глубокий экономический кризис. Сельскохозяйственное производство за

1928-1929 годы выглядело плачевно. Хотя к крестьянству было применено

множество различных способов воздействия: большие налоги, заключение в

тюрьмы тех, кто отказывался продавать излишки продукции государству, -

зимняя кампания по хлебозаготовкам 1928-1929 годов принесла зерна меньше,

чем предшествующей зимой, в деревнях чувствовалось сильное недовольство.

ОГПУ зафиксировало в период с января 1928 по декабрь 1929 года, то есть в

период насильственной коллективизации, более 13.000 бунтов и массовых

выступлений в деревнях, во время которых десятки тысяч представителей

крестьянства были арестованы. Другая цифра говорит нам о климате, который

царил в стране: в 1929 году более 3.200 советских чиновников стали жертвами

"террористических актов". В феврале 1929 года продуктовые карточки,

исчезнувшие с начала НЭПа, снова появились в городах, где, с тех пор, как

закрыли большую часть коммерческих магазинов и лавок ремесленников, вновь

началось обнищание. Эти небольшие магазинчики тоже считались

"капиталистическими предприятиями".

Для Сталина критическое положение в сельском хозяйстве объяснялось

действиями кулаков и других сил, враждебно относящихся к установлению

советской власти. Игра была понятна: "сельские капиталисты" или колхозники.

В июне 1929 года правительство объявило "новую фазу сплошной

коллективизации". Задачи первого пятилетнего плана, ратифицированные в

апреле XVI партконференцией, были пересмотрены с точки зрения увеличения

производственных задач. План предусматривал изначальную коллективизацию

пяти тысяч хозяйств, это приблизительно 20% всех хозяйств в период первой

пятилетки. Но в июне власти выдвинули новую задачу - коллективизацию 8.000

хозяйств за один только 1930 год, а к сентябрю эта цифра выросла до целых

тринадцати тысяч! Летом 1929 года правительство мобилизовало десятки тысяч

коммунистов, членов профсоюза, членов союза коммунистической молодежи

(комсомольцев), рабочих, учащихся для отправки в деревню, где они работали

вместе с представителями местных партячеек партии и агентов ОГПУ. Давление

на крестьян все усиливалось, местные партийные комитеты организовывали

соревнование за лучшие показатели в коллективизации. 31 октября 1929 года

"Правда" объявила о "сплошной коллективизации" без всяких ограничений.

Неделю спустя по случаю двенадцатой годовщины Революции, Сталин опубликовал

свою знаменитую статью "Великий перелом", основанную на глубоко ошибочной

оценке "среднего крестьянина, который повернулся в сторону колхозов". НЭП

приказал долго жить.

Глава 2 Насильственная коллективизация и раскулачивание

Как об этом свидетельствуют ставшие ныне доступными архивы, насильственная

коллективизация стала настоящей войной, объявленной Советским государством

против класса мелких эксплуататоров. Более двух миллионов крестьян были

депортированы, из них миллион восемьсот тысяч только в 1930-1931 годах;

шесть тысяч умерло от голода, сотни тысяч умерло в ссылке: вот несколько

цифр человеческой трагедии, которой стало это "великое наступление" против

крестьянства. Эта война отнюдь не закончилась в 1929-1930 годах; она

длилась по крайней мере до середины 30-х годов, достигнув кульминации в

1932-1933 годах, отмеченных ужасающим голодом, спровоцированным властями,

чтобы сломить сопротивление крестьянства. Учиненное над крестьянами насилие

позволило произвести эксперимент, примененный впоследствии к другим группам

населения. В этом смысле оно, действительно, представляет собой решающий

этап в развитии сталинского террора.

В своем докладе пленуму Центрального Комитета, состоявшемуся в ноябре 1929

года, Вячеслав Молотов заявлял: "Вопрос о темпах коллективизации не

ставится в рамках хозяйственного плана ... Остается ноябрь, декабрь,

январь, февраль, март, четыре с половиной месяца, в течение которых, если

империалисты впрямую не атакуют нас, мы сможем осуществить решительный

прорыв в экономике и коллективизации". Решения пленума подстегнули это

движение вперед. Специальная комиссия разработала новый календарный план

коллективизации, который несколько раз пересматривался в сторону еще

большего сокращения сроков, план был обнародован 5 января 1930 года.

Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были стать зоной сплошной

коллективизации осенью 1930 года, другие производящие зерно

сельскохозяйственные регионы - на год позднее1.

27 ноября 1929 года Сталин объявил о переходе от "ограничения

эксплуататорских тенденций кулаков" к "полной ликвидации кулачества как

класса". На специальную комиссию Политбюро под председательством Молотова

было возложено проведение практических мер по этой "ликвидации". Комиссия

определила три категории кулаков: первые - это "те, кто принимал участие в

контрреволюционной деятельности", они должны быть арестованы и отправлены

на исправительные работы в лагеря ОГПУ или расстреляны в случае оказания

сопротивления, семьи их должны быть высланы, а вещи конфискованы. Кулаки

второй категории, определенные как "не проявившие себя как

контрреволюционеры, но все-таки являющиеся сверхэксплуататорами, склонными

помогать контрреволюции", должны быть арестованы и сосланы вместе со своими

семьями в отдаленные регионы страны. Наконец, кулаки третьей категории,

определенные как "в принципе лояльные к режиму" должны быть выселены с

прежних места обитания и устроены на жительство "вне зон коллективных

хозяйств, на худородных землях, требующих возделывания". Настоящий декрет

уточнял, что число кулацких хозяйств, подлежащих ликвидации в течение

четырех месяцев, находится где-то в вилке между 3% и 5% от общего "числа

хозяйств"; таковы, во всяком случае, были цифры, объявленные в период

проведения операций по раскулачиванию2.

В каждом округе действовала тройка, состоявшая из секретаря партийного

комитета, председателя исполнительного комитета местного Совета и местного

ответственного от ОГПУ, операции проводились непосредственно комиссиями и

бригадами по раскулачиванию. Список кулаков первой категории, в котором

было шестьдесят тысяч отцов семейств согласно "подлежащему обнародованию

плану", специально предусмотренному в Политбюро, был в ведении

исключительно органов ОГПУ. Что касается списков кулаков других категорий,

они были подготовлены на месте согласно "рекомендациям" "активистов"

деревни. Кто были эти активисты? Один из близких соратников Сталина Серго

Орджоникидзе так говорил об этом: "Поскольку в деревне нет партийных

борцов, мы туда направим по одному молодому коммунисту в село, у него будут

двое или трое помощников из бедных крестьян, и вот этот актив и решит все

деревенские вопросы: коллективизацию, раскулачивание"3. Главная цель была

такая: необходимо обобществить как можно больше хозяйств, арестовать

сопротивляющихся кулаков.

Подобная практика открыла путь злоупотреблениям, как при всяком сведении

счетов. Как определить, что такое кулак? Что такое кулак второй категории

и, в особенности, третьей категории? В январе-феврале 1930 года уже нельзя

было использовать критерии определения кулацкого хозяйства, старательно

выработанные на многих дискуссиях различными идеологами и экономистами

партии в предшествующие годы. В самом деле, в течение последнего года

кулаки заметно обеднели; они с трудом выносили все возрастающее бремя

налогов, становящееся все более и более нестерпимым. При отсутствии внешних

признаков богатства комиссия должна была прибегнуть к старым фискальным

спискам, сохранившимся в деревенских советах, к осведомителям ОГПУ, к

разоблачительным выступлениям соседей, привлеченных возможностью разграбить

чужое хозяйство. Действительно, вместо того, чтобы вести точную и детальную

инвентаризацию в интересах колхоза для пополнения его фондов, бригады по

раскулачиванию часто действовали под девизом: "Все наше, все съедим и

выпьем". Как отмечалось в докладе ОГПУ из Смоленской области:

"Раскулачивающие снимали с зажиточных крестьян их зимнюю одежду, теплые

поддевки, отбирая в первую очередь обувь. Кулаки оставались в кальсонах,

даже без старых галош, отбирали женскую одежду, пятидесятикопеечный чай,

последнюю кочергу или кувшин... Бригады конфисковывали все, включая

маленькие подушечки, которые подкладывают под головы детей, горячую кашу в

котелке вплоть до икон, которые они, предварительно разбив, выбрасывали"4.

Собственностью раскулаченных они или просто овладевали сами или продавали

ее на торгах членам бригады по раскулачиванию по смешным ценам: избу за 60

копеек, корову за 15 копеек, что было в сотни раз ниже их реальной

стоимости. Иными словами, бригада имела неограниченные возможности для

разграбления, раскулачивание часто служило предлогом для сведения личных

счетов.

При этом в некоторых районах 80 или 90% раскулаченных крестьян в

действительности были середняками. А поскольку было необходимо предъявить

центральным властям значительное число кулаков, загребали и тех, кто

местными властями был не указан! Ссылали и арестовывали крестьян,

пытавшихся летом продать зерно на рынке, крестьян, нанимавших на два месяца

в 1925 или в 1926 году одного сельскохозяйственного рабочего, крестьян,

имевших два самовара, а также таких крестьян, кто в сентябре 1929 года

"убил свинью с тем, чтобы ее съесть и тем самым не дать ей стать

социалистической собственностью". Были крестьяне, которых арестовывали за

то, что "они пускались в коммерцию", и это тогда, когда крестьяне просто

продавали самостоятельно произведенные продукты или товары. Ссылали также

тех, чьи братья служили в царской армии; еще была такая категория ссылаемых

"кулаков", "которые слишком прилежно посещали церковь". Но чаще всего

"кулаками" называли тех, кто просто пытался противиться коллективизации.

Комиссии по раскулачиванию состояли из обычных крестьян, не всегда

бедняков, которых трудно было "расклассифицировать". Так, в одном местечке

на Украине один середняк, член бригады по раскулачиванию, был арестован

"как кулак" другой комиссией по раскулачиванию, которая работала на другой

окраине того же местечка".

Следует отметить, что после этой первой фазы "борьбы с кулаками в деревне",

которая часто оказывалась просто сведением старых счетов односельчан,

деревенская община сплотила свои ряды перед лицом комиссий по

раскулачиванию и организаторов колхозов. В январе 1930 года ОГПУ отмечает

402 массовых выступления "крестьян против коллективизации и

раскулачивания", в феврале - 1048 подобных выступления, а в марте даже

6.5285.

Неожиданное и массовое сопротивление крестьянства заставило власть

мгновенно переменить свои планы. 2 марта 1930 года все советские газеты

немедленно опубликовали знаменитую статью Сталина "Головокружение от

успехов", в которой он осудил многочисленные перекосы и волюнтаризм при

"приеме крестьян в колхозы", вменяя злоупотребления в вину членам комиссий

по раскулачиванию и организаторам колхозов, делая их ответственными за

"головокружение от успехов". Реакция на статью последовала незамедлительно,

только за один месяц март больше пяти тысяч крестьян покинули колхозы.

Беспорядки, связанные часто с насильственным возвращением средств

производства и скота, продолжались. В течение всего марта месяца

центральные власти получали ежедневно доклады ОГПУ о массовых выступлениях

в западных областях Украины, в районах Черноземья, на Северном Кавказе и в

Казахстане... Всего ОГПУ насчитало в этот критический месяц 6.500 массовых

выступлений, из которых 800 было подавлено с применением оружия. Во время

этих событий было убито, ранено или пострадало 15.000 работников ОГПУ.

Число жертв среди восставших неизвестно, но это многие тысячи людей6.

В начале апреля месяца власть должна была решиться на новые уступки. Она

направила местным властям циркуляры, устанавливающие снижение темпов

коллективизации, поскольку существует "реальная опасность крестьянских

войн" и возможность "физического уничтожения представителей советской

власти". В апреле число крестьянских восстаний и стычек с властями

понизилось, хотя все равно было зарегистрировано 1992 массовых выступления.

Уменьшение числа выступлений постепенно произойдет летом: 886 в июне, 618 в

июле, 256 в августе. В целом в течение 1930 года около 2,5 миллионов

крестьян приняли участие в 14000 восстаниях, бунтах и манифестациях против

режима. Наиболее беспокойным регионом была Украина, области на западе

Украины, в частности, на границах с Польшей и Румынией, которые буквально

вышли из-под контроля органов советской власти, некоторые районы Черноземья

и Северный Кавказ7.

Одной из особенностей этих выступлений была роль в них женщин, которых

выставляли первыми в надежде, что их не тронут8. Конечно, зрелище

крестьянок, протестующих против закрытия церкви или против обобществления

молочных коров, грозившего смертью их детям, произвело впечатление на

властей, но это не значит, что между отрядами ОГПУ и группами крестьян с

топорами и вилами не вспыхивали кровавые стычки. Сотни сельских Советов

были разгромлены, крестьянские комитеты на несколько часов или даже

несколько дней брали власть у себя в деревне, составляли списки требований,

среди которых вперемешку шли требования о возвращении в собственность

средств производства и конфискованного скота, роспуске коллективных

хозяйств, восстановлении свободы торговли, открытии церквей, возвращении

награбленных богатств кулакам, возвращении высланных крестьян, уничтожении

власти большевиков и даже восстановления "самостийной Украины"9.

Если крестьянам и удалось в марте-апреле нарушить правительственные планы

ускоренной коллективизации, успех их был недолог. В отличие от 1920-1921

годов, к концу 20-х они уже не могли создать настоящей организации, найти

лидеров, объединиться хотя бы на региональном уровне. У них не было времени

в отличие от правящей власти, которая действовала мгновенно, у них не было

руководителей, которые были утрачены во время гражданской войны, у них не

было оружия, которое у них постепенно конфисковали на протяжении всех 20-х

годов, крестьянские восстания постепенно затухали10.

Репрессии были ужасны. В одном только приграничном округе на западе Украины

"чистка контрреволюционных элементов" привела к аресту в конце марта 1930

года более 15.000 человек. ОГПУ Украины арестовало в течение сорока дней с

1 февраля по 15 марта 1930 года 26.000 человек, из которых 650 были

приговорены специальными судами к расстрелу. Согласно данным ГПУ, только

политическая полиция приговорила к смерти в 1930 году 20.200 человек.

Продолжая репрессии против "контрреволюционных элементов", ОГПУ воплотило в

жизнь директиву Ягоды № 44.21 об аресте шестидесяти тысяч кулаков первой

категории. Судя по ежедневным рапортам, посылаемым Ягоде, операция была

быстро проведена в период с 6 февраля, когда арестовали сразу 15.985

человек, а к 9 февраля уже 25.245 человек, по терминологии ОГПУ, "были

выведены из строя" .В секретном докладе (спецсводке), датированной 15

февраля, уточнялось: "При ликвидации кулаков как класса "изъято из

обращения" в массовых операциях и при индивидуальных чистках 64.589

человек, из них в ходе подготовительных операций (1 категории) 52.166

человек, а в ходе массовых операций - 12.423 человека". За несколько дней

"план-заказ" на 60.000 кулаков первой категории был перевыполнен11.

В действительности же кулаки представляют собой лишь часть "изъятых из

обращения" людей. Местные агенты ОГПУ воспользовались чисткой и для того,

чтобы расправиться в своем округе, области, крае со всеми "социально

чуждыми элементами", среди которых были старорежимные полицейские, белые

офицеры, служители культа, сельские ремесленники, бывшие купцы,

представители местной интеллигенции и другие. Под докладом от 15 февраля

1930 года, в котором детально перечислялись категории арестованных, Ягода

писал: "Северо-западные регионы и Ленинград не поняли наших указаний и не

желают их понимать; надо заставить их понять. Мы не очищаем территории от

попов, купцов и других. Если они говорят "другие", это значит, что они не

знают, кого они арестуют. У нас есть еще время, чтобы избавиться от попов и

купечества, но сегодня надо точно указать цель: кулаки и кулаки-

контрреволюционеры"12. Сколько же было в ходе этой операции по "ликвидации

кулаков первой категории" всего арестовано и сколько казнено людей? На

сегодняшний день мы такими данными не располагаем.

Кулаки первой категории составляют, без сомнения, заметную часть первых

партий заключенных в исправительных лагерях. Летом 1930 года ОГПУ уже ввело

в действие обширную сеть лагерей. Первой в сети стал исправительный лагерь

Соловки, раскинувший свои филиалы на побережье Белого моря, в Карелии и в

районе Архангельска. Более 40.000 заключенных этого лагеря строили дорогу

Кемь-Ухта, и они же давали большую часть лесопродукции, вывозимой из порта

Архангельск. В группе северных лагерей насчитывается 4.000 заключенных,

принимавших участие в строительстве трехсоткилометровой железной дороги

между Усть-Сысольском и Пинегой и дороги длиной в 290 километров между Усть-

Сысольском и Ухтой. В восточной группе лагерей 25 тысяч человек были той

рабочей силой, с помощью которой возникли стройки на линии Богучанской

железной дороги. Четвертая сеть лагерей была на Вишере, тут содержалось

20.000 заключенных, которые обеспечивали стройки громадного химического

комбината в Березняках на Урале. И, наконец, группа сибирских лагерей, где

содержалось приблизительно 24.000 заключенных, использовавшихся на

строительстве линии железной дороги Томск-Енисейск и металлургического

комбината в Кузнецке13.

За полтора года, приблизительно с конца 1928 года и до лета 1930 года,

рабочая сила заключенных, эксплуатируемых в лагерях ОГПУ, увеличилась в 3,5

раза; вместо сорока тысяч их стало сто сорок тысяч. Успехи по использованию

бесплатной рабочей силы вдохновили власть на новые, еще более грандиозные

проекты. В июне 1930 года правительство решило построить канал, связывающий

Белое море с Балтийским длиной в 240 километров, проложив большую его часть

в скальном грунте. Без технических средств и каких бы то ни было машин этот

фараонов проект потребовал 120.000 заключенных с мотыгами, лопатами и

тачками. Но летом 1930 года, когда раскулачивание было в полном разгаре,

рабочая сила заключенных перестала быть дефицитным товаром!

К концу 1930 года реальная масса раскулаченных была свыше 700.000 человек и

более 1.800.000 - к концу 1931 года14, и потому "принимающие организации"

"не справлялись с наплывом". Совсем непродуманно и при полной анархии

проходили операции по депортации кулаков "второй" и "третьей" категории.

Для них нашли беспрецедентную форму "высылки-забвения", абсолютно

нерентабельную для властей, а ведь главной целью раскулачивания было

освоение спецпоселенцами незнакомых регионов богатой естественными

ресурсами страны15.

Ссылка кулаков второй категории началась в первую неделю февраля 1930 года.

По одобренному Политбюро плану 60.000 должны были быть отправлены в ходе

первой фазы операций ОГПУ, которые должны были закончиться к концу апреля.

Районы Севера должны были принять 45.000 семей, Урал - 15.000 семей. 16

февраля Сталин телеграфировал Эйхе, первому секретарю Западно-Сибирского

крайкома: "Недопустимо, что Сибирь и Казахстан не были готовы для приема

ссыльных. Сибирь должна непременно принять 15.000 семей уже в конце

апреля". В ответ Эйхе прислал в Москву смету стоимости возможного

расселения запланированных контингентов ссыльных, она была около 40.000

рублей, такой суммы ему никогда так и не удалось получить! 16

В операциях по высылке заключенных наблюдается полное отсутствие

координации между отдельными звеньями цепи. Высланные крестьяне неделями

содержались в местах, для проживания не предназначенных - казармах,

административных зданиях, вокзалах, откуда, кстати, многим из них удавалось

бежать. ОГПУ запланировало для операций первой фазы 240 составов по 53

вагона, каждый железнодорожный состав, согласно нормам ГПУ, состоял из 44

вагонов для перевозки скота на 40 заключенных каждый и 8-ми вагонов для

перевозки орудий труда, пропитания и скарба, принадлежащего заключенным из

расчета 480 килограммов на семью, а также из одного вагона для

сопровождающего конвоя. Как о том свидетельствует горькая переписка между

ОГПУ и Народным комиссариатом путей сообщения, редкие поезда добирались,

сохранив всех пассажиров, до места. В больших центрах по сортировке

контингентов, например, в Вологде, Котласе, Ростове, Свердловске и Омске,

составы оставались неделями без движения со всем своим живым грузом.

Длительные остановки составов с людьми, где было большое число женщин,

стариков и детей не могли остаться не замеченными местным населением - об

этом свидетельствуют многочисленные коллективные письма, отправленные в

Москву, в которых говорится об "избиении младенцев", истреблении невинных;

письма подписаны "коллективами рабочих и служащих Вологды" или

"железнодорожниками Котласа"17.

В неподвижно застывших на путях посреди зимы составах в ожидании указания

места назначения, где будут "размещены" высланные, холод, отсутствие

гигиены, эпидемии вызывают такую смертность, о которой мы, к сожалению,

располагаем лишь некоторыми цифрами, относящимися к 1930-1931 годам.

Привезенные по железной дороге на какой-нибудь вокзал, здоровые ссыльные,

отделенные от своих семей, временно устраивались в наспех сколоченных

бараках, а затем под охраной отсылались в "места колонизации", как это было

указано в официальных инструкциях, в стороне от путей сообщения.

Бесконечное путешествие продолжалось еще очень долго, многие сотни

километров люди продвигались с семьей или без оной, зимой на санях, летом в

телегах, иногда пешком. Практически этот последний этап путешествия кулаков

"второй категории" совпадал с этапированием кулаков "третьей категории",

перемещаемых на "залежные земли" для "освоения регионов", а это были как

раз земли Сибири, Урала, простиравшиеся на сотнях квадратных километров.

Как рапортовали 7 марта 1930 года власти Томской области в Западной Сибири,

"первые составы кулаков третьей категории прибыли пешком, без лошадей,

саней, без упряжи ... Лошади оказались неспособными к переходам на 300

километров и более, так как все хорошие лошади, отнятые у раскулаченных и

переданные для транспортировки высланных, превратились в клячи. ... Ввиду

такой ситуации, вопрос о перевозке вещей и каких бы то ни было припасов, на

которое имели право кулаки, не стоял. Что делать с контингентом, состоящим

на 50% из стариков и детей?"18

В другом докладе из той же местности Краевой Исполнительный Комитет Западно-

Сибирского края объяснял невозможность проведения в жизнь инструкций ОГПУ,

касающихся депортации 4.902 кулаков третьей категории из двух районов

Новосибирской области, поскольку ситуация доходила до нелепости: "Транспорт

на триста семьдесят километров ужасающих дорог, 8.560 тонн зерна и фуража,

на которые теоретически ссыльные имели право для переезда и устройства,

потребовали мобилизацию 28.909 лошадей и 7.277 сопровождающих (один

надзиратель на четырех лошадей)". В заключение доклада утверждалось, что

"осуществление подобной операции затруднит весеннюю посевную кампанию,

потому что изнуренные лошади потребуют длительного периода отдыха. ... И

наконец, стоит ли так ограничивать количество провизии, которую ссыльные

могут взять с собой"19.

Иначе говоря, без достаточного пропитания и орудий труда, чаще всего без

крова ссыльные должны были устраиваться на поселение. В рапорте,

поступившем из Архангельска, признавали, что в сентябре 1930 года из 1641

места обитания для ссыльных было построено только семь! Ссыльные

устраивались на каком-нибудь клочке земли посередине степи или в тайге.

Самыми счастливыми были те, кто сумел переправить какие-то орудия труда,

позволявшие построить какие-то подобия жилища; чаще всего это были

традиционные землянки, простые дыры в земле, прикрытые сверху ветками. В

некоторых случаях, когда ссыльные тысячами прибывали для работы на больших

стройках или на строительстве нового промышленного предприятия, их селили в

общие бараки с трехъярусными нарами; каждый барак был рассчитан на

несколько сотен человек.

Неизвестно, сколько человек из 1.803.392, официально сосланных по графе

"раскулачивание" в 1930-1931 годах, погибло от голода и холода первых

месяцев "новой жизни". Новосибирские архивы сохранили щемящий документ,

посланный в мае 1933 года инструктором горкома партии Нарыма в Западно-

Сибирский крайком, он касается судьбы двух составов, в которых прибыло

более 6 тысяч человек ссыльных из Москвы и Ленинграда. Хотя и запоздало

касающийся другой категории ссыльных, не крестьян, но тоже "социально

чуждых элементов", изгнанных из нового "социалистического города" в конце

1932 года, этот документ иллюстрирует, что такое ссылка на вечное

поселение.

Вот несколько отрывков из этого ужасающего свидетельства:

29 и 30 апреля два состава с деклассированными были присланы к нам поездом

из Москвы и Ленинграда. Прибыв в Томск, эти элементы были погружены на

баржи и были высажены, один состав 18 мая, другой - 26 мая на острове

Назино, расположенном на Оби и реке Назине. В первом составе было 5.070

человек; во втором - 1.044 человека, всего 6.114 человек. Условия

транспортировки были ужасающими: недостаточная и скудная пища, нехватка

воздуха и места; пострадали самые слабые. ... Как результат, ежедневно

умирали 35-40 человек. Однако те условия существования, которые у них были,

кажутся просто роскошными по сравнению с теми, в которых они очутились на

острове Назино (откуда они должны были быть высланы к конечному пункту

назначения, в районы предполагаемых колоний в верхнем течении реки Назина).

Остров Назино - место абсолютно нетронутое, куда буквально не ступала нога

человека, там нет никакого жилья. ... Никаких орудий труда у заключенных не

было, никаких семян, никакой пищи... Началась новая жизнь. На следующий

день после прибытия, 19 мая, пошел снег, поднялся ветер. Голодные,

исхудавшие, без крова, без орудий труда ссыльные оказались в безвыходной

ситуации. Они были неспособны разжечь огонь, чтобы защититься от холода.

Люди начали умирать. ... В первый день закопали 295 трупов. ... Только на

четвертый или пятый день по прибытии власти разрешили прислать на остров

ссыльным немного муки из расчета "несколько грамм на человека". Получив

свой скудный паек, люди бежали к воде на берег, чтобы с помощью шапки,

штанов или пиджака смешать немножко муки с водой. Но большинство ссыльных

попыталось проглотить муку сразу, они тут же умирали от заворота кишок. За

время своего пребывания на острове они не получили ничего, кроме одной

муки. Только очень немногим удалось приготовить что-то вроде галет, но у

них не было никаких котелков. ... Вскоре начались случаи каннибализма.

К концу июня началась транспортировка ссыльных к так называемым деревням

колонизованных. Это была местность в двухстах километрах от острова в

верхнем течении реки Назина в глубине тайги. Деревни там не было, место

было абсолютно девственным. Однако же все-таки удалось поставить

примитивную печь, чтобы выпекать какой-то хлеб. В остальном больших

изменений по сравнению с условиями на острове Назино здесь не было: то же

отсутствие каких бы то ни было занятий, те же костры, те же развязки

конфликтных ситуаций, единственное отличие: хлеб, который распределяли один

раз в день на несколько человек. Потому та же смертность. Вот один пример.

Из 78 человек, выгруженных на острове и отправленных в 5-й сектор

колонизации, остались в живых только 12 человек. Очень скоро власти

вынуждены были признать, что эти места трудно поддаются колонизации, и весь

выживший контингент был направлен пароходами вниз по реке. Участились

побеги. ... В новых местах поселения выжившие, которым наконец дали какие-

то орудия труда, начали строить, начиная с пятнадцатого июля, "пристанища",

наполовину врытые в землю. Произошло еще несколько случаев каннибализма.

... Но жизнь набирала свои права: люди вновь начали работать, хотя их

организмы были истощены до предела, и хотя в день они получали 750-1000

граммов хлеба, они продолжали болеть, умирать, есть мох, траву, листья и

т.д. Итогом всего этого стало: из 6.100 человек, выехавших из Томска, (к

ним добавилось 500-700 человек из близлежащих местностей) в живых к 20

августа осталось только 2.200 человек"20.

Сколько же было пересылок, подобных Назино? Несколько цифр дают нам

представление о потерях. Между февралем 1930 года и декабрем 1931 года было

депортировано чуть более 1.800.000 человек. Когда 1 января 1932 года власти

осуществили первую попытку регистрации заключенных, то их оказалось

1.317.02221. Иными словами, потери составили полмиллиона, то есть около 30%

от общего числа. Однако число тех, кому удалось бежать, без сомнения

росло22. В 1932 году состояние контингентов на разных этапах пути впервые

стало предметом изучения ОГПУ. Именно ОГПУ было фактически единственным

ответственным за депортированных или, иначе, "спецпоселенцев", на

протяжении всего их продвижения до мест, где они должны были быть поселены.

Согласно данным этого исследования 210.000 человек сбежало и 90.000 умерло.

В 1933, голодном, году власти зафиксировали 151.601 умершего в

спецпоселениях из 1.142.022 завезенных туда человек; они были впервые

подсчитаны 1 января 1933 года. Процент смертности таким образом составлял

приблизительно 6,8% в 1932 году, 13,3% в 1933 году. По поводу 1930-1931

годов мы располагаем только частичными данными, но они красноречивы: в 1931

году смертность была 1,3% в месяц среди депортированных Казахстана, 0,8% в

месяц в Западной Сибири. Что касается детской смертности, она колеблется

между 8 и 12% в месяц, а в Магнитогорске 15% в месяц. С 1 июня 1931 по 1

июня 1932 года смертность среди высланных в район Нарыма в Западной Сибири

достигла 11,7% в год. В общем, мало вероятно, чтобы в 1930-1931 годах

процент смертности был ниже, чем в 1932 году. По-видимому, он равнялся где-

то 10% в год. Из всего этого можно судить, что в спецпоселениях умирало

ежегодно 300.000 депортированных23.

Для центральных властей, озабоченных нерентабельностью работы тех, кого они

называли "раскулаченными", а начиная с 1932 года "спецпоселенцами", высылка

стала лишь крайним средством; как писал один из руководителей ОГПУ Н.

Пузицкий, ответственный за спецпоселения, все дело было "в преступной

небрежности и политической близорукости в работе с представителями местной

власти, которые не поняли идею спецпоселений раскулаченных"24.

В марте 1931 года по указанию Политбюро, чтобы положить конец потерям

рабочей силы депортированных, организуется специальная комиссия под

председательством Андреева, где Г. Ягода играл ключевую роль. Целью этой

комиссии была проверка эффективности управления спецпоселениями. Из первых

полученных комиссией сведений стал ясен практически нулевой эффект

привлечения рабочей силы из среды депортированных. Оказалось, что из

трехсот тысяч депортированных на Урал только 8% были в апреле способны

выйти на работу по рубке леса и производить другие общественно-необходимые

работы, остальные "здоровые взрослые" строили жилье для самих себя и

пытались что-то предпринять, чтобы выжить". Из другого документа становится

понятным также, что операции по раскулачиванию были накладны для

государства: средняя стоимость конфискованного у кулаков имущества в 1930

году составляла максимум 564 рубля на хозяйство, что было довольно смешной

суммой (она равна размеру 15-месячного рабочего заработка), ярко

свидетельствующей о якобы имеющемся у кулака "богатстве". Что же касается

затрат на депортацию кулаков, то она поднималась до 1000 рублей на семью!25

Комиссия Андреева по перестройке управления спецпоселениями начала свою

деятельность с реорганизации отвечающих за депортацию административных

структур. В течение лета 1931 года ОГПУ имело монополию управления

"специальными поселениями", которые до того времени зависели лишь от

местных властей. Создалась сеть комендатур, настоящих администраций,

позволяющих ОГПУ извлекать пользу из "экстерриториальности" спецпоселений и

полностью контролировать огромные территории, где спецпоселения составляли

отныне основную часть местного населения. Их жизнь подчинялась теперь

строгим правилам. Привязанные к месту жительства, переселенцы

распределялись администрацией на государственное предприятие, в

"сельскохозяйственный кооператив", в кооператив ремесленников, имеющий

специальный статус, охраняемый местной командой ОГПУ, других направляли на

строительные или дорожные работы, а также работы по возделыванию новых

земель. Конечно, нормы и заработки здесь были специальными, в среднем, по

сравнению с трудящимися "на воле" на 30-50% более высокими (нормы) и

наоборот более низкими (заработки); из заработка, например, в случае, если

платили деньгами, 15 или 25% удерживали для администрации ОГПУ.

Действительно, в результате предпринятой реорганизации управления

спецпоселениями, как об этом свидетельствуют документы комиссии Андреева,

ОГПУ выполняло задачу; теперь оно могло поздравить себя с созданием

источников рабочей силы - спецпоселений, которые обходились им в девять раз

дешевле, чем заключенные лагерей; в июне 1933 года 203.000 спецпоселенцев

Западной Сибири были распределены между 83 комендатурами, для наблюдения за

ними было нужно всего 971 человек26.ОГПУ выполняло важную задачу поставлять

свою рабочую силу некоторому числу больших комбинатов, которые осваивали

естественные ресурсы северных и восточных районов страны, таким как

Ураллеспром, Уралуголь, Востокуголь, Востоксталь, Цветметзолото,

Кузнецкстрой (металлургия) и т.д. В принципе, предприятие брало на себя

обязанность обеспечить спецпоселения жильем, производить обучение кадров,

снабжать депортированных необходимым рабочим инвентарем. В

действительности, как признавали сами чиновники ОГПУ, предприятия имели

тенденцию рассматривать эту рабочую силу как имеющую двойной статус

свободных заключенных, то есть все-таки как бесплатную рабочую силу.

Спецпоселенцы не получали часто никакого заработка, поскольку суммы,

которые им начисляли, были ниже тех, которые удерживала администрация за

постройку бараков, предоставление средств производства, профсоюзные взносы,

государственные займы и т.д.

Стоящие последними в списках на питание, настоящие парии, они страдали не

только от голода и лишений, но также от различных злоупотреблений. Самым

большим нарушением отношений с администрацией предприятий была установка

завышенных норм, отказ от выплат зарплаты, наказание поркой или заключением

в холодный карцер среди зимы; ссыльных женщин начальники из ОГПУ обменивали

на товары или бесплатно поставляли их "в качестве прислуги" местным

начальникам. Эти факты стали известны из доклада директора одного лесного

предприятия Урала, использующего работников спецпоселений, они также

цитировалось и критиковалось в докладе ОГПУ 1933 года как итог состояния

умов руководителей предприятий, использующих бесплатную рабочую силу,

которые могли заявить своим работникам: "Мы могли бы вас вообще

ликвидировать, в любом случае ОГПУ нам пришлет на ваше место еще сто тысяч

таких, как вы!"

С течением времени использование спецпоселений становится с точки зрения

производительности труда все более эффективным. Начиная с 1932 года

предпринимается переселение рабочей силы из спецпоселений в климатически

трудных районах поближе к большим стройкам, шахтам и промышленным

предприятиям. На некоторых участках часть бывших спецпоселенцев, работавших

на предприятиях или стройках рядом со свободными тружениками, жили в

бараках рядом с местом приложения их труда, что было очень важно. На шахтах

Кузбасса в конце 1933 года около 4100 спецпоселенцев составляло 47% от всех

шахтеров. В Магнитогорске 42462 депортированных было зарегистрировано в

сентябре 1932 года, что составляло две трети местного населения27.

Прописанные в четырех зонах жительства на расстоянии от двух до шести

километров от главного места работы, они работали в тех же бригадах, что и

свободные рабочие; при такой ситуации в конце концов стерлась граница между

теми, кто имел специальный статус и всеми прочими рабочими. В силу

экономических обстоятельств вчерашние раскулаченные снова стали частью

общества, в котором никто не знает, что будет дальше, кого это общество

вычеркнет в следующий раз.

Глава 3 Великий голод

Среди белых пятен советской истории долгое время фигурировал великий голод

1932-1933 годов, который судя по неоспоримым сегодня источникам унес 6

миллионов жизней1. Эта катастрофа не была обычной даже в ряду прочих

затяжных голодных лет или периодов, которые с разными интервалами постигали

Россию. Этот голод был прямым следствием новой системы хозяйствования на

селе, "военно-феодального способа правления", как выражался один из

большевистских руководителей, выступавший против Сталина, Николай Бухарин;

голод возник в период насильственной коллективизации и стал трагической

иллюстрацией чудовищного социального регресса, которым сопровождалась

форсированная политика советской власти на селе в конце двадцатых годов.

В отличие от голода 1921-1922 годов, признаваемого советской властью, во

время которого правительство обращалось за помощью к другим государствам,

голод 1932-1933 годов отрицался советским режимом, более того, он с помощью

средств пропаганды заставлял умолкнуть те голоса, которые пытались привлечь

внимание к этой трагедии. В этом советской власти очень помогли "личные

впечатления" французского депутата и лидера радикальной партии Эдуарда

Эррио, совершившего летом 1933 года путешествие по Украине и выяснившего,

что там теперь есть только "колхозные сады и огороды, прекрасно

возделываемые и орошаемые", и Эррио поспешил сделать следующее заявление:

"Я проехал через всю Украину. И что же! Я видел большой плодоносящий сад2".

Это ослепление было сначала итогом потрясающей инсценировки, организованной

ОГПУ для иностранных гостей, маршрут которых пролегал через образцовые

колхозы и образцовые детские сады. Это ослепление вероятно еще

подкреплялось и политическими соображениями со стороны французских

руководителей, стоявших в то время у власти, что не следует прерывать

наметившийся процесс сближения с Советским Союзом перед лицом все более

ощутимой угрозы со стороны Германии, где недавно к власти пришел Адольф

Гитлер.

Однако некоторые высокие политические руководители, особенно немецкие и

итальянские, были знакомы с голодом 1932-1933 годов. Донесения итальянских

дипломатов из Харькова, Одессы и Новороссийска, недавно открытые и

опубликованные итальянским историком Андреа Грациози3, показывают, что

Муссолини, который эти тексты читал с особой тщательностью и был прекрасно

осведомлен о положении дел в России, сам никогда не использовал полученных

сведений для антикоммунистической пропаганды. Наоборот, лето 1933 года было

отмечено его подписью под договором об итало-советском сотрудничестве в

области торговли, за которым последовал договор о дружественных отношениях

и о ненападении. Отрицаемая или принесенная на алтарь государственных

интересов правда о большом голоде, известная ранее немногим из публикаций

малыми тиражами в издании украинских организаций за границей, начала

познаваться только со второй половины 80-х годов после опубликования серии

исследовательских работ как западными историками, так и историками бывшего

Советского Союза.

Наверное нельзя понять голода 1932-1933 годов вне контекста новых

"экономических отношений" между государством и крестьянством, ставших

следствием насильственной коллективизации деревни. В деревнях, где

состоялось обобществление хозяйств, роль колхозов была стратегической.

Целью обобществления было обеспечение фиксированных поставок

сельскохозяйственных продуктов, причем львиную долю всех

сельскохозяйственных поставок должна была занимать продукция колхозов.

Каждой осенью кампания по коллективизации превращалась в настоящее

испытание отношений между государством и крестьянством, которое всеми

средствами старалось утаить часть своего урожая. Игра была масштабной:

государство думало только об увеличении получаемой от крестьян продукции, в

то время как крестьянину важно было выжить. Чем более плодородным был

регион, тем большей сдачи сельхозпродукции от него ждали. В 1930 году

государство забрало 30% колхозной продукции на Украине, 38% в богатых

районах Кубани и Северного Кавказа, 33% в Казахстане. В 1931 году при

получении еще более низкого, чем в предыдущем году, урожая эти проценты

поднялись соответственно до 41,5%, 47% и 39,5%. Такое изъятие

сельскохозяйственной продукции у крестьянства могло полностью расстроить

производственный цикл; достаточно напомнить, что при НЭПе крестьяне

продавали только 15-20% своей продукции, оставляя 12-15% всего собранного

зерна на семена, 25-30% на корм скоту, а остальное для собственных нужд.

Крестьяне, которые пытались сохранить хотя бы часть своего урожая, и

местные власти, обязанные во что бы то ни стало выполнять все более

ирреальный план хлебозаготовок (так, план сдачи сельхозпродукции

государству в 1932 году превышал на 32% план сдачи 1931 года)4, неизбежно

вступали в конфликт.

Кампания по заготовкам 1932 года разворачивалась постепенно. Как только

начиналась новая жатва, колхозники стали стараться спрятать, "своровать"

ночами хотя бы малую часть своего урожая. Настоящий фронт "пассивного

сопротивления" возникал при молчаливом согласии колхозников и бригадира,

бригадира и бухгалтера, бухгалтера и председателя колхоза, тоже

крестьянина, который только недавно был выдвинут из массы, зачастую к нему

примыкал также и секретарь местного партбюро. Чтобы "взять зерно",

центральные власти вынуждены были послать в деревню новые "ударные

комиссии", состоящие из городских коммунистов и комсомольцев.

В деревне установилась атмосфера войны и противостояния, о чем пишет

инструктор Центрального исполнительного комитета, прибывший в командировку

в один из зерновых районов на Нижней Волге:

"Аресты и обыски учиняют все, кто хочет: члены сельского совета,

командировочные всех видов и родов, спецкомиссии, любой комсомолец,

которому не лень это делать. В этом году 12% хозяев района были преданы

суду, не говоря об уже высланных кулаках, а также о крестьянах,

подвергнутых штрафам и т.д. Согласно расчетам бывшего помощника прокурора

района, за последний год 15% взрослого населения стало жертвой репрессий в

той или иной форме. Если к этому прибавить, что в течение последнего месяца

приблизительно восемьсот земледельцев были исключены из колхозов, вы можете

себе вообразить размах репрессий в данном районе. ... Исключая ситуации, в

которых репрессии действительно были необходимы, нужно признать, что

эффективность репрессивных мер все продолжает падать, а когда эти меры

превышают все допустимые нормы, их просто невозможно использовать. ...

Тюрьмы переполнены. В тюрьме в Балашово содержится в пять раз больше

человек, чем это предусмотрено, в маленькой тюрьме в Елани содержится 610

человек. В прошлом месяце тюрьма Балашово "возвратила" в Елань 78

заключенных, среди которых было 48 человек моложе десяти лет; 21 человека

они немедленно отпустили. ... Для завершения разговора об этом превосходном

методе хозяйствования, единственном, который здесь используется, - методе

насилия - два слова о крестьянах-единоличниках, в отношении которых

делается все, чтобы они прекратили сеять и убирать пшеницу.

Следующий пример может продемонстрировать, в какой степени крестьяне-

единоличники находятся во власти террора: в Морци один крестьянин-

единоличник, который выполнил свой план на все 100%, пришел на встречу с

товарищем Фомичевым, председателем исполнительного комитета данного района

и попросил выслать его на Север, так как он не сумеет больше жить в таких

условиях. С подобной петицией, под которой стояло шестнадцать подписей,

обратились в Александровский сельсовет крестьяне-единоличники, пожелавшие

быть высланными за пределы своего района. ... Единственной формой массовой

агитации остается "нажим": "нажимом" берут посевную, кредиты, выращивание

скота, на работу идут как на "штурм" и т.д. Ничто не делается без "нажима".

... Заседают ночью с 9-10 вечера до зари. "Нажим" происходит следующим

образом: комиссия сидит в избе и вызывает по очереди всех, кто не выполнил

такое-то обязательство или план и убеждает различными средствами выполнить

эти обязательства. Таким образом работают буквально с каждым человеком из

списка каждую ночь"5.

В арсенал репрессий попал и знаменитый закон от 7 августа 1932 года,

изданный в момент наиболее напряженного противостояния власти и

крестьянства; он сыграл немалую роль. Закон устанавливал осуждение на 10

лет лагерей или смертную казнь за "кражу и расхищение колхозной

собственности". Этот закон народ прозвал законом "колосков", так как

согласно этому закону могли быть наказаны и те, кто собирали на колхозных

полях оставшиеся после уборки колоски ржи или пшеницы. Закон позволил

осудить в период с августа 1932 по декабрь 1933 года более 125.000 человек,

из которых 5.400 было приговорено к смертной казни6.

Но, несмотря на принятые драконовские меры, зерно никак не собиралось в

нужных количествах. В середине октября 1932 года общий план главных

зерновых районов страны был выполнен только на 15-20%. 22 октября 1932 года

Политбюро решило послать на Украину и на Северный Кавказ две чрезвычайные

комиссии, одну под руководством Вячеслава Молотова, другую под руководством

Лазаря Кагановича с целью "ускорения хлебозаготовок"7. 2 ноября комиссия

Лазаря Кагановича, участником которой был и Генрих Ягода, прибыла в Ростов-

на-Дону. Тотчас было созвано совещание всех секретарей парторганизаций

Северокавказского региона, по окончании которого была принята следующая

резолюция: "В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых,

заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими

контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов

и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж". Для некоторого числа

округов, внесенных в черный список (согласно официальной терминологии) были

приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная

остановка торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение

высокими налогами, арест всех саботажников, всех "социально чуждых и

контрреволюционных элементов" и суд над ними по ускоренной процедуре,

которую должно обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться,

население подвергнуть массовой депортации.

В течение только одного месяца "борьбы против саботажа" - ноября 1932 года

- 5.000 сельских коммунистов, обвиненных в "преступном сочувствии"

"подрыву" кампании хлебозаготовок были арестованы, а вместе с ними были

арестованы еще 15.000 колхозников важного сельскохозяйственного района,

каким является Северный Кавказ. В декабре началась массовая депортация не

только отдельных кулаков, но и целых деревень, в частности, казацких

станиц, уже подвергавшихся в 1920 году подобным карательным мерам8. Число

спецпоселений, таким образом, стало быстро расти. Если в 1932 году по

данным администрации ГУЛАГа прибыло 71236 поселенцев, то в 1933 году был

зарегистрирован приток в 261.091 спецпоселенцев9.

На Украине комиссия Молотова приняла аналогичные меры: началась регистрация

округов, где план заготовок не выполнен, в "черном списке" оказывались

многие из них со всеми выше отмеченными последствиями: чисткой местных

партячеек, арестами не только колхозников, утаивших часть своего урожая, но

также и колхозных руководителей, занижающих доходы коллективного хозяйства.

Вскоре эти меры распространились и на другие зернопроизводящие регионы

страны.

Могли ли эти репрессивные меры помочь государству в войне против

крестьянства? "Нет, никак", - отмечал в своем донесении весьма

проницательный итальянский консул из Новороссийска.

"Советский государственный аппарат, предельно вооруженный и мощный,

находится перед фактом невозможности победы в одном или нескольких

сражениях; враг в данном случае не сконцентрирован, он разбросан, и аппарат

изматывает силы, осуществляя много мелких операций: здесь, например, не

прополото поле, там укрыли несколько центнеров пшеницы; тут не работает

один трактор, другой трактор сломан, третий вместо того, чтобы работать,

куда-то уехал. Далее следует отметить, что амбары, где хранят зерно,

разграблены, бухгалтерский учет в большом и малом плохо ведется или

фальсифицируется, а председатели колхозов из страха или по небрежности не

говорят правды в своих отчетах. И так далее и до бесконечности на этой

огромной территории! ... Враг, его ведь надо искать, переходя из дома в

дом, из деревни в деревню. А это все равно, что носить воду дырявым

черпаком!"10

Таким образом, чтобы победить врага, остается лишь одно решение: оставить

его голодным.

Первые сообщения о возможной критической ситуации в снабжении продуктами

зимой 1932-1933 годов пришли в Москву летом 1932 года. В августе 1932 года

Молотов рапортовал в Политбюро, что "существует реальная угроза голода в

районах, где всегда снимали превосходный урожай". Тем не менее он же

предложил выполнить во что бы то ни стало план хлебозаготовок. В том же

августе председатель Совнаркома Казахстана Исаев информировал Сталина о

том, до какой степени голодно в республике, где коллективизация сочеталась

с попыткой сделать оседлым традиционно кочевое население, в результате чего

традиционное хозяйство было дезорганизовано. Даже ярые сталинисты, такие

как Косиор, первый секретарь Компартии Украины или Михаил Хатаевич, первый

секретарь Днепропетровского обкома, попросили Сталина и Молотова урезать

план хлебосдачи. "Для того, чтобы в будущем сельскохозяйственная продукция

могла бы действительно соответствовать нуждам пролетарского государства, -

писал Хатаевич в Москву в ноябре 1932 года, - мы должны принять во внимание

хотя бы минимальные нужды колхозников, а то вообще будет некому сеять и

убирать урожай".

"Ваша позиция, - отвечал Молотов, - глубоко неправильная, небольшевистская.

Мы большевики, и мы не можем отодвигать нужды государства ни на десятое, ни

даже на второе место, это определено нашими партийными постановлениями"11.

Несколько дней спустя Политбюро направило местным властям циркуляр,

предписывающий немедленное лишение колхозов, не выполняющих свой план

заготовок, "всего зерна, включая семенные запасы!".

Вынужденные под угрозой пыток сдавать все свои скудные запасы, не имея ни

средств, ни возможностей покупать что бы то ни было, миллионы крестьян из

самых богатых в Советском Союзе сельскохозяйственных регионов остались

голодными, не имея при этом никакой возможности выехать куда-нибудь в

город. 27 декабря 1932 года правительство ввело общегражданский паспорт и

объявило об обязательной прописке городских жителей в целях ограничения

исхода крестьянства из деревень, "ликвидации социального паразитизма" и

остановки "проникновения кулаков в города". Столкнувшись с бегством

крестьян в города с целью "выживания", правительство отправило 22 января

1933 года циркуляр, в котором фактически приговаривались к смерти миллионы

голодных. Подписанный Сталиным и Молотовым, этот циркуляр предписывал

местным властям и, в частности, ОГПУ запретить "всеми возможными средствами

массовое отправление крестьянства Украины и Северного Кавказа в города".

После ареста "контрреволюционных элементов" другие беглецы вернутся к

местам прежнего жительства. Циркуляр объяснял ситуацию следующим образом:

"Центральный комитет и правительство имеют доказательства, что массовый

исход крестьян организован врагами советской власти, контрреволюционерами и

польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против

советской власти вообще"12.

Во всех областях, которые поразил голод, продажа железнодорожных билетов

была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы

помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 года в

донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц 219.416 человек были

задержаны при попытке уехать в ходе операций, призванных ограничить

массовое бегство крестьян в города. 186.588 человек были возвращены на

места проживания, многие арестованы и осуждены. Но в докладе замалчивалось

то состояние, в котором находились вынужденно покидавшие свои места

крестьяне.

Как продолжение этой темы, интересно свидетельство итальянского консула из

Харькова, города, находившегося в самом центре охваченных голодом районов.

"За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как

крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь

собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами

вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в

городе кто-то займется их отпрысками. ... Городские власти мобилизовали

дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в

милицейские участки брошенных детей. ... В полночь их увозили на грузовиках

к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей,

найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же

привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу. Здесь находился

медицинский персонал, который проводил "сортировку". Те, кто еще не опух от

голода и кто мог еще выжить, отправлялись в бараки на Голодной Горе или в

амбары, где на соломе умирали еще 8000 душ, в основном детей. Слабых

отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти

километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей. ... По прибытии в

эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие

рвы"13.

В деревнях смертность достигла предельной точки весной 1933 года. К голоду

добавился еще тиф; в селах с населением в несколько тысяч человек

насчитывалось не более нескольких десятков выживших. Случаи каннибализма

отмечены как в докладах ОГПУ, так и в донесениях итальянских дипломатов из

Харькова.

"Каждую ночь в Харькове собирают 250 трупов умерших от голода или тифа.

Стало замечено, что большое число из них не имеет печени, и эти деяния

приняли солидный размах. Полиции удалось схватить охотников за печенью,

которые признались, что готовят из этого "мяса" пирожки и торгуют ими на

рынке"14.

В апреле 1933 года писатель Михаил Шолохов, проехав по многим станицам

Кубани, написал два письма Сталину, в которых подробно рассказал о том, как

местные власти изымают под пытками все колхозные запасы, оставляя крестьян

голодными. Он просил первого секретаря послать на Кубань продовольственную

помощь. В своем ответе писателю Сталин изложил свою позицию: крестьяне

справедливо наказаны за то, что бастуют и саботируют, они, оказывается,

"ведут тихую тайную войну против советской власти не на жизнь, а на

смерть"15. Только в 1933 году миллионы крестьян умерли от голода, а

советское правительство продолжало поставлять зерно за границу;

восемнадцать миллионов центнеров пшеницы были вывезены ради "нужд

индустриализации".

Отрывки из письма И.Сталину, посланного автором "Тихого Дона" Михаилом

Шолоховым 4 апреля 1933 г.

т. Сталин!..

Вешенский район не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян не

потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним

справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство...

В последнем декабре районный комитет партии для ускорения кампании

хлебозаготовок присылает уполномоченного тов. Овчинникова... Он провел

следующие мероприятия, о разумности и законности которых судите сами; 1)

приказал изъять весь хлеб по всем хозяйствам района, в том числе и выданный

в счет аванса по трудодням; 2) задолженность каждого колхоза по

хлебозаготовкам приказал разверстать по бригадам с тем, чтобы те

разверстали по дворам.

Какие же результаты дали эти мероприятия? Когда начались изъятия, крестьяне

начали прятать хлеб и зарывать его... Найдено зерновых 5930 центнеров...

...И вот теперь о методах, которые использовали, чтобы получить эти 593

тонны, часть которых была зарыта еще в 1918 г.

Сажание в "холодную". "Есть яма?" - "Нет". - "Ступай, садись в амбар!"

Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время

действия - январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином,

зажигали, а потом тушили. "Скажешь, где яма?" "Нет". "Опять подожгу".

В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК Плоткин

при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку, потом "прохладиться"

выводили на мороз и запирали в амбар...

В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы из

дробовиков.

Примеры эти бесконечно можно умножать. Это - не отдельные случаи загибов,

это - узаконенный в районном масштабе "метод" проведения хлебозаготовок...

Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК, пошлите в Вешенский район

доподлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, невзирая на лица,

разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство

района... Только на вас надежда.

Ваш Михаил Шолохов

(Архив Президента Российской Федерации (в дальнейшем - АПРФ),

45/1/827/7/22)

И.В. Сталин - М.А. Шолохову

6 мая 1933 г.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба ваших письма получены, как вам известно. Помощь, какую требовали,

оказана уже.

Для разбора дела прибудет к вам в Вешенский район т. Шкирятов, которому

очень прошу Вас оказать помощь.

Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят

несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать вам несколько

слов.

Я поблагодарил вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-

советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать

врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не

значит, что я во всем согласен с вами. Вы видите одну сторону, видите

неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике

(ваши письма не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо

уметь увидеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что

уважаемые хлеборобы вашего района проводили "итальянку" (саботаж!) и не

прочь были оставить рабочих и Красную армию без хлеба. Тот факт, что

саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), - этот факт не меняет

того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели "тихую" войну с советской

властью... Войну на измор, тов. Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех

безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И

виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же

ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди,

как это могло показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

Ваш И. Сталин.

(АПРФ, 3/61/549/1294)

Демографические архивы и переписи 1937 и 1939 годов, которые держались до

последних дней в секрете, позволяют проследить, как разрастался голод 1933

года. Географически "голодная зона" занимала почти всю Украину, часть

Черноземья, богатые долины Дона, Кубани, а также Северный Кавказ и большую

часть Казахстана. Около сорока миллионов человек пострадало от голода и

лишений. В наиболее затронутых голодом районах, в сельской местности вокруг

Харькова, смертность в январе и июне 1933 года увеличилась в десять раз по

сравнению со средней смертностью: 100.000 похоронено в июне 1933 года в

районе Харькова и против 9.000 в июне 1932 года. Нужно ли говорить о том,

что далеко не все смерти были зарегистрированы? Сельские районы больше

пострадали, чем города, но и города тоже голод не пощадил. Харьков за год

потерял 120.000 своих жителей, Краснодар - 40.000, Ставрополь - 20.000.

За пределами "голодной зоны" также нельзя снимать со счетов демографические

потери, связанные с недоеданием. В сельской местности вокруг Москвы

смертность достигла 50% в период между январем и июнем 1933 года, город

Иваново стал эпицентром голодных бунтов в 1932 году, смертность возросла на

35% в последние месяцы 1933 года. Иначе говоря, за весь 1933 год в целом по

стране наблюдается увеличение числа смертей более, чем до шести миллионов.

Большая часть этих смертей вызвана голодом, именно с голодом и только с ним

связаны шесть миллионов жертв развернувшейся трагедии. Крестьянство Украины

внесло особо тяжкий вклад в эту "общую цифру", оно потеряло четыре

миллиона. В Казахстане от голода умерло приблизительно миллион человек, в

основном, ведущих кочевой образ жизни. Создавая коллективные хозяйства,

людей принуждали к оседлой жизни, при этом они теряли свой скот. На

Северном Кавказе и в районах Черноземья тоже насчитывается миллион

погибших...16

За пять лет до Большого Террора, который поразит в первую очередь

интеллигенцию, экономистов и партийцев, Большой Голод 1932-1933 годов стал

кульминацией второго действия направленной против крестьян тихой войны,

развязанной "партийным государством" в 1929 году. Голод 1932-1933 годов

стал решающим эпизодом в процессе становления репрессивной системы,

выступающей то против одной, то против другой группы населения. Насилия,

пытки, смертные приговоры целым популяциям привели к ужасающему регрессу,

одновременно политическому и социальному. Появилось много местных деспотов

и тиранов, готовых на все, чтобы забрать у крестьян их последние запасы, и

воцарилось варварство. Лихоимство превратилось в каждодневную практику, не

новостью становятся брошенные дети, каннибализм, эпидемии и грабительство,

как-то сами собой организуются "бараки смертников", крестьяне познают новую

форму рабства, и все это по указке государства! Как провидчески писал Серго

Орджоникидзе Сергею Кирову в январе 1934 года: "Наши кадры, прошедшие через

ситуацию 1932-1933 годов и выдержавшие ее, закалились как сталь. Я думаю,

что с ними можно будет построить Государство, которого история еще не

знала".

Нужно ли видеть в этом голоде, как это утверждают иногда сегодня некоторые

украинские публицисты и историки, "геноцид украинского народа"?17

Неоспоримо, что украинское крестьянство было главной жертвой голода 1932-

1933 годов и что "нажиму" на него предшествовали другие наступления 1929

года, наступление на украинскую интеллигенцию, обвиненную сначала в

"националистическом уклоне", потом, начиная с 1932 года, наступление против

украинской компартии. Бесспорно, можно, подхватив выражение Андрея

Сахарова, говорить об "украинофобии Сталина". Однако следует отметить, что

репрессии голодом постигли также места расселения казаков на Дону и Кубани

и жителей Казахстана. В этой республике коллективизация и принуждение к

оседлости имели разрушительные последствия: 80% скота было уничтожено за

два года. Лишенные всего, что имели, принужденные голодать, два с лишним

миллиона казахов откочевали за пределы республики, около миллиона в

Центральную Азию, полтора миллиона в Китай.

В действительности, в таких регионах как Украина, Казачий Край, некоторые

округа Черноземья голод стал последней каплей в противостоянии между

большевиками и крестьянством, начатом еще в 1918-1922 годах. Можно

обозначить зоны, сопротивлявшиеся продразверстке и коллективизации в 1929-

1930 годах, и зоны, пораженные голодом. Из тех местностей, где состоялись

14.000 бунтов и крестьянских восстаний, зарегистрированных ОГПУ в 1930

году, 85% были наказаны голодом в 1932-1933 годах. Это самые богатые и

самые перспективные сельскохозяйственные районы, т.е. такие, которые могли

бы дать государству больше других, но именно эти районы больше всего

потеряли при изъятии у них сельскохозяйственной продукции во время

хлебозаготовок, смененной затем насильственной коллективизацией, именно эти

районы смертоносно поразил голод 1932-1933 годов.

Глава 4 "Социально-чуждые элементы" и циклы репрессий

Если крестьянство, в общем, заплатило самую тяжелую дань волюнтаристскому

сталинскому плану радикального изменения общества, то другие социальные

группы, называемые "социально чуждыми", были под разными предлогами

выброшены на обочину нового общества, лишены гражданских прав, изгнаны с

работы, лишены жилья, спущены вниз по лестнице социальной иерархии, высланы

за пределы обычных мест обитания. Духовенство, люди свободных профессий,

мелкие предприниматели, торговцы и ремесленники были главными жертвами

"антикапиталистической революции", начатой в тридцатые годы. Население

городов входило отныне в категорию "рабочего класса, строителя социализма",

однако и его тоже постигли репрессии, которые в соответствии с

господствующей идеологией превратились в самоцель, поскольку тормозили

активное движение общества к прогрессу.

Знаменитый процесс в городе Шахты обозначил конец "передышки", начавшейся в

1921 году, в противостоянии между властью и "спецами". Накануне "запуска"

первого пятилетнего плана политический урок процесса в Шахтах стал ясен:

скептицизм, нерешительность, равнодушие в отношении предпринимаемого

партией, могли привести только к саботажу. Сомневаться - это уже предавать.

Преследование специалиста (спецеедство) глубоко внедрилось в большевистское

сознание, а процесс в Шахтах стал политическим сигналом к проведению других

подобных процессов. Специалисты (спецы) стали козлами отпущения за

экономические неудачи и лишения, порожденные падением уровня жизни. С конца

1928 года тысячи промышленных кадров, "буржуазных инженеров" были уволены,

лишены продуктовых карточек, доступа к врачам, иногда изгнаны из своих

жилищ. В 1929 году тысячи чиновников Госплана, Наркомфина, Наркомзема,

Комиссариата по торговле были уволены под предлогом "правого уклона",

саботажа или принадлежности к "социально чуждым элементам". Действительно,

80% чиновников Наркомфина служило при царском режиме1.

Кампания по чистке отдельных учреждений обострилась летом 1931 года, когда

Сталин, желая покончить навсегда с "правыми", и в частности с Рыковым, в

тот момент занимавшим пост главы правительства, решил продемонстрировать

связи последних со "специалистами-саботажниками". В августе-сентябре 1930

года ОГПУ многократно увеличило число арестов известных специалистов,

занимающих важные посты в Госплане, в Государственном банке и в Народных

комиссариатах финансов, торговли и земледелия. Среди арестованных был, в

частности, профессор Кондратьев - изобретатель знаменитых циклов

Кондратьева, заместитель министра сельского хозяйства по продовольствию во

Временном правительстве 1917 года, руководившего смежным с Наркомфином

институтом, а также профессора Чаянов и Макаров, занимавшие важные посты в

Наркомземе, профессор Садырин, член правления Государственного банка СССР,

профессор Рамзин и Громан, один из видных экономистов и самых известных в

Госплане статистиков, и многие другие известные специалисты2.

Надлежащим образом проинструктированное самим Сталиным по вопросу о

"буржуазных специалистах", ОГПУ подготовило дела, которые должны были

продемонстрировать существование сети антисоветских организаций внутри

якобы существующей "Рабоче-крестьянской партии", возглавляемой

Кондратьевым, и "Промышленной партии", возглавляемой Рамзиным. Следователям

удалось выбить из некоторых арестованных "признания" как об их контактах с

"правыми уклонистами" Рыковым, Бухариным и Сырцовым, так и об их участии в

воображаемых заговорах, имеющих целью свергнуть Сталина и советскую власть

с помощью антисоветских эмигрантских организаций и иностранных разведок.

ОГПУ пошло еще дальше, оно вырвало у двух инструкторов военной академии

"признания" о готовящемся заговоре под руководством начальника Генштаба

Красной Армии Михаила Тухачевского. Как о том свидетельствуют письмо,

адресованное Сталиным Серго Орджоникидзе, вождь тогда не рискнул сместить

Тухачевского, предпочитая другие мишени - "специалистов-саботажников"3.

Приведенный эпизод ясно показывает, как фабриковались дела так называемых

"террористических групп", с 1930 года включавших представителей

антисталинской оппозиции. В тот момент Сталин не мог и не хотел идти

дальше. Все провокации и маневры этого момента имели узко определенную

цель: полностью скомпрометировать последних его противников внутри партии,

запугать всех нерешительных и колеблющихся.

22 сентября 1930 года "Правда" опубликовала "признания" 48 чиновников

Наркомторга и Наркомфина, которые признали себя виновными "в трудностях с

продовольствием и исчезновениям серебряных денег". За несколько дней до

этого Сталин в письме, адресованном Молотову, таким образом его

проинструктировал: "Нам нужно: а) радикально очистить аппарат Наркомфина и

Государственного банка, несмотря на крики сомнительных коммунистов типа

Пятакова-Брюханова; б) расстрелять два или три десятка проникших в аппарат

саботажников. ... в) продолжать на всей территории СССР операции ГПУ,

имеющие целью возвращение в обращение серебряных денег". 25 сентября 1930

года 48 специалистов были казнены4.

В последующие месяцы состоялось несколько аналогичных процессов. Некоторые

из них происходили при закрытых дверях, такие, например, как "процесс о

Госплане" или о "Рабоче-крестьянской партии". Другие процессы были

публичными, например "процесс Промпартии", в ходе которого восемь человек

"признались" в том, что создали обширную сеть, состоящую из двух тысяч

специалистов, чтобы на деньги иностранных посольств организовать

экономический переворот. Эти процессы поддержали легенду о саботаже и

заговорах, которые были столь важны для укрепления сталинской идеологии.

За четыре года, с 1928 по 1931 год, многие специалисты промышленности и

управленческого аппарата оказались выключенными из жизни общества, 23.000

из них были списаны по первой категории ("враги советской власти") и лишены

гражданских прав5. Травля специалистов приняла огромные размеры на

предприятиях, которые заставляли необоснованно увеличивать выпуск

продукции, отчего росло число несчастных случаев, брака, поломок машин. С

января 1930 до июня 1931 года 48% инженеров Донбасса были уволены или

арестованы: 4500 "специалистов-саботажников" были "разоблачены" в ходе

первого квартала 1931 года в одном только секторе транспорта. Эта травля

специалистов, выдвижение целей, которые заведомо не могут быть достигнуты,

приведшая к невыполнению планов, сильному падению производительности труда

и рабочей дисциплины, к полному игнорированию экономических законов,

закончились тем, что надолго расстроили работу предприятий. Кризис принял

грандиозные масштабы, руководство партией вынужденно приняло некоторые

"корректирующие меры". 10 июля 1931 года Политбюро решило ограничить суды

над спецами, ставшими жертвами объявленной в 1928 году охоты на них. Были

приняты необходимые меры: немедленно освобождено несколько тысяч инженеров

и техников, в основном в металлургической и угольной промышленности,

уничтожена дискриминация в доступе к высшему образованию детей

интеллигенции, ОГПУ запретили арестовывать специалистов без согласия

соответствующего Наркомата. Даже простое перечисление этих мер показывает

масштаб предшествующих преследований, жертвами которых стали со времен

Шахтинского дела десятки тысяч инженеров, агрономов, техников и

администраторов всех уровней6.

Среди других общественных категорий, изгнанных на обочину "нового

социалистического общества", было также и духовенство. В 1929-1930 годах

начинается второе большое наступление Советского государства на

духовенство, следующее после антирелигиозных репрессий 1918-1922 годов. В

конце двадцатых годов, несмотря на осуждение некоторыми высшими иерархами

духовенства "верноподданнического" по отношению к советской власти

заявления митрополита Сергия, преемника патриарха Тихона, влияние

православной церкви в обществе остается достаточно сильным. Из 54.692

действующих в 1914 году церквей в 1929 году осталось 39.0007. Емельян

Ярославский, председатель основанного в 1925 году Общества безбожников,

признавал, что только около десяти миллионов человек из ста тридцати

миллионов верующих "порвали с религией".

Антирелигиозное наступление 1929-1930 годов разворачивалось в два этапа. 8

апреля 1929 года было издано Постановление, усиливающее ответственность

местных властей за духовную жизнь прихожан и добавляющее новые ограничения

в деятельности религиозных объединений. Отныне всякая деятельность,

выходящая за рамки "удовлетворения религиозных потребностей", попадала под

действие закона об уголовной ответственности, в частности, 10 параграфа 58

статьи Уголовного кодекса, предусматривающего наказание от трех лет

тюремного заключения и до смертной казни за "использование религиозных

предрассудков для ослабления государства". 26 августа 1929 года

правительство установило пятидневную рабочую неделю - пять дней работы и

один день отдыха, выходной; таким образом, указ устранял воскресенье как

день отдыха для всех групп населения. Эта мера как бы должна была помочь

"искоренению религии"8.

Но эти законы и постановления были только прелюдией к прямым действиям в

отношении церкви, ко второму этапу наступления на церковь. В октябре 1929

года было приказано снять церковные колокола: "Колокольный звон нарушает

право широких атеистических масс городов и деревень на заслуженный отдых".

Служители культа были приравнены к кулакам: задавленные налогами (налоги в

1928-1930 годах возросли в десять раз), лишенные всех гражданских прав, что

означало в первую очередь лишение продовольственных карточек и бесплатного

медицинского обслуживания, они стали также подвергаться арестам, высылке

или депортации. Согласно существующим неполным данным более тринадцати

тысяч служителей культа были "раскулачены" в 1930 году. В большинстве

деревень и городов коллективизация началась с символического закрытия

церкви, раскулачивания попа. Весьма симптоматично, что около 14% бунтов и

крестьянских волнений, зарегистрированных в 1930-х годах, имели

первопричиной закрытие церкви и конфискацию колоколов. Антирелигиозная

кампания достигла своего апогея зимой 1929-1930 годов9. 1 марта 1930 года

6.715 церквей были закрыты, часть из них разрушена. Однако после знаменитой

статьи Сталина "Головокружение от успехов" резолюция Центрального Комитета

ВКП(б) цинично осудила "недопустимые отклонения в борьбе против религиозных

предрассудков" и, в частности, закрытие церквей без согласия прихожан. Это

была чисто формальная отговорка со стороны властей, ибо она не имела

никакого положительного влияния на судьбы сосланных служителей культа.

В последующие годы открытое активное наступление против церкви сменилось

тихим административным преследованием духовенства и верующих. Свободно

трактуя шестьдесят восемь статей Постановления от 8 апреля 1929 года,

превышая свои полномочия при закрытии церквей, местные власти продолжали

вести борьбу под различными "благовидными" предлогами: старые, обветшавшие

или "находящиеся в антисанитарном состоянии здания", отсутствие

страхования, неуплата налогов и других многочисленных поборов, выставлялись

как достаточные основания для оправдания действий властей. Лишенные

гражданских прав, всего духовного влияния, возможности зарабатывать на

жизнь, подведенные под категорию "паразитические элементы, живущие чужими

доходами", некоторое число служителей культа вынужденно превращалось в

"бродячих попов", ведущих подпольную жизнь вне общества. Кроме того, внутри

самой церкви возникло сектантство: так, не согласные с верноподданнической

политикой митрополита Сергия, часть верующих отъединилась от официальной

церкви, особенно это наблюдалось в Тамбовской и Воронежской областях.

Например, прихожане Алексея Буя, епископа из Воронежа, арестованного в 1929

году по причине его непримиримого отношения к идее любого компромисса

церкви с государством, организовали свою собственную, "Истинно православную

церковь" с собственным духовенством, часто "бродячим", отступившим от

церкви, послушной митрополиту Сергию. Адепты "раскольнической церкви", у

которых не было собственных культовых зданий, собирались на моление в самых

различных местах: в частных домах, в пустынных местах, в пещерах10. Эти

"истинно православные христиане", как они себя называли, подвергались

усиленным репрессиям; тысячи из них были арестованы и отправлены на

спецпоселение или в лагеря. Что касается Православной церкви в целом, число

мест проведения служб и служителей сильно уменьшилось под постоянным

давлением властей, даже если перепись населения 1937 года, позднее

засекреченная, показала наличие 70% верующих в стране. 1 апреля 1936 года в

СССР оставалось только 15.835 действующих православных церквей (28% от

числа действовавших до революции церквей), 4.830 мечетей (32% от числа

дореволюционных) и несколько десятков католических и протестантских храмов.

При перерегистрации служителей культа их число оказалось равным 17.857

вместо 116.629 в 1914 году и около 70.000 в 1928 году. Духовенство стало,

согласно официальной формуле, "осколком умирающих классов"11.

Кулаки, спецы и представители духовенства были не единственными жертвами

"антикапиталистической революции" в начале тридцатых годов. В январе 1930

года власти начали кампанию по искоренению "частного предпринимательства".

Эта операция была направлена против торговцев, ремесленников, а также

многих представителей свободных профессий, в целом их было зафиксировано

около полутора миллионов. Во времена НЭПа они весьма мирно трудились в

"частном секторе". Эти предприниматели, частный капитал которых в торговле

не превышал 1000 рублей (98% из них не использовали ни одного наемного

работника), были быстро лишены возможности продолжать свою деятельность

удесятерением их налогообложения, конфискацией имущества, как

"деклассированные, паразитические или "социально чуждые элементы", лишены

всех гражданских прав, как сходящие на нет "бывшие" или как "члены прежнего

класса имущих и царского аппарата". Постановление от 12 декабря 1930 года

зафиксировало более 30 категорий лишенцев: бывших землевладельцев, бывших

торговцев, бывших кулаков, бывших "владельцев частных предприятий",

служителей культа, монахов, монахинь, бывших членов оппозиционных

политических партий и т.д. Дискриминационные меры, жертвами которых стали

лишенцы, представлявшие в 1932 году 4% избирателей, составлявшие вместе с

их семьями 7 миллионов человек, не ограничивались лишением избирательных

прав. В 1929-1930 годах их лишили права на жилье, на медицинское

обслуживание и на продуктовые карточки. В 1933-1934 годах были приняты еще

более строгие меры, возникшие в ходе операций по паспортизации,

направленных на чистку городов от "деклассированных элементов"12.

Срезавшая под корень социальную структуру деревни и сельский образ жизни

насильственная коллективизация породила чудовищную миграцию крестьян в

города. Крестьянская Россия превратилась в страну бродяг, в Русь бродячую

.С конца 1928 по конец 1932 года советские города были наводнены

крестьянами, число которых близилось к 12 миллионам, это были те, кто бежал

от коллективизации и раскулачивания. В одних только районах Москвы и

Ленинграда появилось три миллиона мигрантов. Среди них было немало

предприимчивых крестьян, предпочитавших бегство из деревни

самораскулачиванию или вступлению в колхозы. В 1931 году бессчетные стройки

поглотили эту весьма неприхотливую рабочую силу. Но начиная с 1932 года

власти стали опасаться беспрерывного и неконтролируемого потока населения,

который превращал города в подобие деревень, а властям нужно было сделать

их витриной нового социалистического общества; миграция населения ставила

под угрозу всю эту тщательно разработанную показательную систему, в которой

число "имеющих права" увеличилось с двадцати шести миллионов в начале 1930

года до почти сорока к концу 1932 года. Миграция превращала заводы в

огромные становища кочевников. По мнению властей, "новоприбывшие из деревни

могут вызвать негативные явления и развалить производство обилием

прогульщиков, упадком рабочей дисциплины, хулиганством, увеличением брака,

развитием преступности и алкоголизмом"13.

Чтобы победить "стихию" (термин обозначал одновременно природные явления,

но также анархию и беспорядок), власти решили в ноябре 1932 года принять

репрессивные меры к нарушителям производственной дисциплины на работе и тем

самым попытаться очистить города от "социально чуждых элементов".

Постановление от 15 ноября 1932 года наказывало за "прогул" на работе

немедленным увольнением, лишением продовольственных карточек, выселением

нарушителей с места жительства. Его очевидной целью было разоблачение

"псевдорабочих". Постановление от 4 ноября 1932 года предоставляло

предприятиям право самим решать, кого следует лишить продуктовых карточек,

с целью выявления и удаления всех "мертвых душ" и "паразитов",

несправедливо внесенных в муниципальные списки на продовольственные

карточки.

Но чуть ли не самым главным стало введение 27 декабря 1932 года

внутригосударственного паспорта. Паспортизация населения отвечала многим

целям, обозначенным во вступлении к этому закону: ликвидации "социального

паразитизма", ограничения проникновения кулаков в города, а также их

рыночной деятельности, ограничению исхода сельского населения, сохранению

чистоты городов. Все взрослые городские жители, то есть лица, достигшие

шестнадцати лет, не лишенные гражданских прав, железнодорожники,

строительные рабочие, имеющие постоянный заработок, работники

государственных сельскохозяйственных предприятий получили паспорта,

выданные специальными службами. Но эти паспорта были действительны для

проживания только при наличии прописки. Прописка определяла преимущества

городского жителя: наличие продуктовой карточки, социального страхования,

права на жилье. Города были разделены на две категории: "закрытые" и

"открытые". "Закрытые" города: Москва, Ленинград, Киев, Одесса, Минск,

Владивосток, Харьков, Ростов-на-Дону были привилегированными городами с

точки зрения их снабжения. Кроме того, жилье здесь доставалось только детям

по наследству, предоставлялось лицам при вступлении в брак, а также лицам,

получившим работу в городе, после чего люди, получившие жилье, могли

получить и прописку. В "открытых" городах прописку получить было легче.

Операции по паспортизации населения, продолжавшиеся весь 1933 год, когда

было выдано 27 миллионов паспортов, давали возможность властям очистить

города от нежелательных категорий населения. Начавшаяся в Москве 5 января

1933 года первая неделя паспортизации работающих на двадцати промышленных

предприятиях столицы помогла "выявить" 3.450 бывших белогвардейцев, бывших

кулаков и других "чуждых и преступных элементов". В общем, в закрытых

городах около 385.000 человек не получили паспортов и были вынуждены

покинуть места проживания в срок до десяти дней с запретом на устройство в

другом городе, даже "открытом". "Надо, конечно же, добавить к этой цифре, -

отчитывался в своем докладе начальник паспортного режима НКВД от 13 августа

1934 года, - тех, кто при объявлении операции по паспортизации сами

предпочли покинуть города, зная, что они не смогут получить паспорт. В

Магнитогорске, например, город покинуло 35.000 человек. В Москве в ходе

двух последних месяцев население уменьшилось на 60.000 человек. В

Ленинграде за один месяц из города исчезло 54.000. В "открытых" городах

операция позволила убрать 420.000 человек14.

Милицейский контроль и массовые облавы на людей без документов

способствовали изгнанию сотен тысяч человек. В декабре 1933 года Генрих

Ягода приказал своим службам "производить чистки" на вокзалах и рынках

"закрытых" городов каждую неделю. В ходе первых восьми месяцев 1934 года в

одних только "закрытых" городах более 630.000 тысяч человек были задержаны

и допрошены за нарушения паспортного режима. Среди них были посажены без

суда и следствия, а затем высланы по графе "деклассированные элементы"

65661, 3.596 предстали перед судом и 175627 изгнаны со статусом

спецпоселенцев; были и такие, кто отделался обычным штрафом15.

В течение 1933 года были произведены наиболее впечатляющие операции "по

паспортизации": с 28 июня по 3 июля арестовали и депортировали к местам

работы в Сибирь 5470 цыган из Москвы16. С 8 по 12 июля были арестованы и

депортированы 4750 "деклассированных элементов" из Киева; в апреле, в июне

и июле 1933 года произвели облавы и высылку трех составов "деклассированных

элементов из Москвы и Ленинграда"17. Первый из этих составов оказался на

острове Назино, где за один месяц погибло две трети депортированных.

О том, как устанавливалась личность отдельных "деклассированных элементов",

в своем докладе уже цитированный выше партийный инструктор из Нарыма писал:

"Я мог бы привести множество примеров абсолютно несправедливой высылки. К

несчастью, это все были близкие нам люди, рабочие, члены партии, они

умерли, так как менее других были приспособлены к тяжелым условиям. Это, в

частности, Новожилов Владимир из Москвы. Шофер на заводе "Компрессор",

трижды премирован за труд. Женат, имеет ребенка в Москве. Собирался пойти с

женой в кино. Пока жена собиралась, вышел за папиросами. Попал в облаву на

углу улицы, выслан. Виноградова, колхозница. Приехала к своему брату,

начальнику 8 отделения милиции в Москве. Попала в облаву, сойдя с поезда на

одном из городских вокзалов; Войкин Николай Васильевич, член ВЛКСМ с 1929

г., рабочий на фабрике "Красный текстильщик" в Серпухове. Три раза

премирован. Отправлялся в воскресенье на футбольный матч. Забыл свой

паспорт. Выслан. Матвеев И.М., рабочий на строительстве хлебозавода. Имел

паспорт сезонного рабочего до декабря 1933 г. Говорит, что никто и не

посмотрел на его паспорт. ... Выслан" 18.

Чистка городов в 1933 году сопровождалась другими операциями в том же духе.

На железнодорожном транспорте, отрасли стратегически важной, которой

руководил железной рукой сначала Андреев, а затем Каганович, 8% личного

состава, то есть около 20.000 человек были вычищены весной 1933 года. О

том, как разворачивалась одна из таких операций, говорит отрывок из доклада

начальника транспортного отдела ОГПУ "Об устранении контрреволюционных и

антисоветских элементов на железных дорогах" от 5 января 1933 года:

"Операции по чистке, предпринятые транспортным отделом ГПУ Восьмого района,

дали следующие результаты: в ходе предпоследней операции по чистке было

арестовано и привлечено к суду 700 человек, среди которых: расхитителей

посылок - 325, мелких хулиганов и преступных элементов - 221, бандитов -

27, контрреволюционных элементов - 127; 73 расхитителя посылок, входящих в

организованные банды, были расстреляны. Самая последняя операция по чистке

выявила 200 преступников. Кроме того, 300 человек были наказаны

административным путем. Таким образом, за четыре последних месяца 1270

человек так или иначе были выключены из сети. Чистка продолжается"19.

Весной 1934 года правительство предпринимает репрессивные меры в отношении

малолетних беспризорников и хулиганов, число которых в городах в период

голода, раскулачивания и огрубления социальных отношений значительно

возросло. 7 апреля 1935 года Политбюро издало указ, в котором

предполагалось "привлечь к суду и применить необходимые по закону санкции к

подросткам, достигшим 12 лет, уличенным в грабительстве, насилии, нанесении

телесных повреждений, членовредительстве и убийствах". Спустя несколько

дней правительство послало тайную инструкцию в прокуратуру, где уточнялись

уголовные меры, которые следует принимать в отношении подростков, и, в

частности, там было сказано, что следует применять всякие меры, "включая

высшую меру социальной защиты", иначе говоря - смертную казнь. Таким

образом, прежние параграфы Уголовного кодекса, в которых запрещалось

присуждать к смертной казни несовершеннолетних, были отменены20.

Одновременно НКВД предписано было реорганизовать "приюты и дома призрения"

для несовершеннолетних, находившиеся в ведении Народного комиссариата

просвещения, и развивать сеть трудовых колоний для малолетних.

Однако размах детской преступности и беспризорничества был слишком велик, и

эти меры не дали никакого результата. Как отмечено в докладе "О ликвидации

преступности несовершеннолетних в период с 1 июля 1935 г. по 1 октября 1937

г.":

"Несмотря на реорганизацию служб, положение не улучшилось. ... С февраля

1937 г. наблюдается прилив беспризорников из сельских зон, особенно из

районов, затронутых неурожаем 1936 года. ... Массовые облавы деревенских

детей, оставивших свои семьи из-за материальных трудностей, объясняются не

только плохой организацией колхозных касс взаимопомощи, но также и

преступной практикой многих руководителей колхозов, которые, желая

избавиться от малолетних нищих и бродяжек, дают им справки, позволяющие

попрошайничать и бродяжничать на вокзалах в ближайших населенных пунктах.

... С другой стороны, администрация железных дорог и железнодорожная

милиция вместо того, чтобы арестовывать малолетних преступников и

направлять их в приемники и распределители НКВД, ограничиваются тем, что

сажают их в проходящие поезда, "чтобы очистить свой сектор" ..., таким

образом, беспризорники оказываются в больших городах"21.

Несколько цифр помогут представить размах этого явления. В течение только

одного 1936 года более 125.000 малолетних бродяг прошли через НКВД; с 1935

по 1939 год более 155.000 малолетних были упрятаны в колонии НКВД. 92.000

детей в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет прошли через судебные

органы только за 1936-1939 годы. К 1 апреля 1939 года более 10.000

малолетних были вписаны в систему лагерей ГУЛАГа22.

В первой половине тридцатых годов размах репрессий, которые осуществлялись

государством и партией против общества, то набирал силу, то немного

ослабевал, серии террористических актов и чисток с последующим затишьем

позволяли сохранять определенное равновесие, каким-то образом организовать

тот хаос, который мог бы породить постоянное противостояние, или, того

хуже, незапланированный поворот событий.

Весна 1933 года стала кульминационной точкой в ходе первого цикла

террористических операций, начавшихся в 1929 году с раскулачивания. Власти

тогда действительно столкнулись с непредвиденными проблемами. И прежде

всего с тем, как в местностях, опустошенных голодом и чистками,

организовать полевые работы для обеспечения будущего урожая. "Если мы не

примем во внимание минимальные нужды колхозников, - предупреждал осенью

1932 года один деятель районного комитета партии, - некому будет сеять и

убирать".

Далее, надо решить, что делать с тысячами недовольных режимом, которые

заполнили тюрьмы и которых даже невозможно было использовать на каких-либо

работах: "Какой эффект могут дать новые репрессивные меры?" - вопрошал

другой ответственный партиец в марте 1933 года, когда стало известно о

предложении прокуратуры освободить сотни колхозников, приговоренных за

последние месяцы к двум и более годам лишения свободы за "срыв посевной

кампании".

Ответы на эти вопросы получили в ходе лета 1933 года два различных

преломления, чередование которых и хрупкое равновесие характеризуют период

с лета 1933 года по осень 1936 года, то есть период до начала Большого

Террора.

Вопрос о том, как провести в опустошенных голодом и раскулачиванием районах

полевые работы и обеспечить будущий урожай, власти решили, мобилизовав

городское население; начали они с массовых облав рабочей силы, которая

отсылалась в деревню manu militari*. {* Вооруженной рукой}

"Мобилизация городских жителей, - писал 20 июля 1933 года итальянский

консул из Харькова, - приняла грандиозные размеры. ... На этой неделе, по

крайней мере, 20.000 человек посылаются ежедневно в деревню. ... Позавчера

они окружили базар, захватили там всех здоровых людей, мужчин, женщин,

подростков обоего пола и отвезли их на вокзал под охраной ГПУ, чтобы затем

послать их на поля"23.

Массовый наплыв городских жителей в голодные деревни не могло не создать

там определенного напряжения. Крестьяне поджигали бараки, где

предполагалось расселить "мобилизованных", которых, конечно же,

проинструктировали осторожно вести себя в местностях, "населенных

людоедами". Тем не менее, благодаря исключительно благоприятным

метеорологическим условиям, мобилизация свободной рабочей силы и инстинкт

насильно привязанных к деревне желающих выжить людей заставлял их работать

на земле, чтобы не умереть с голоду. Так, бывшие голодными в 1932-1933

годах районы, дали осенью 1933 года вполне достаточный урожай.

Вопрос о том, что делать с потоком заключенных, наводняющих тюрьмы, власти

решили весьма прагматически, освобождая десятки тысяч человек. Специальный

циркуляр от Центрального Комитета от 8 мая 1933 года признал необходимость

"упорядочить осуществляемые неизвестно кем аресты" ..., разгрузить места

заключения и "снизить в двухмесячный срок общее число заключенных с 800.000

до 400.000"24, за исключением заключенных лагерей. Операция по разгрузке

мест заключения длилась около года, и приблизительно 320.000 арестованных

были освобождены.

1934 год с точки зрения проведения репрессий был относительно спокойным. Об

этом свидетельствует сильное уменьшение числа приговоренных подследственных

ОГПУ, которое упало до 79.000 против 240.000 в 1933 году25. Политическая

полиция была реорганизована. Согласно указу от 10 июля 1934 года ОГПУ стало

одним из отделов нового Народного комиссариата внутренних дел,

организованного в масштабах всего Советского Союза. Оно казалось почти

затерянным среди менее опасных отделов, таких как рабоче-крестьянская

милиция, пограничники и т.д. Называясь теперь Народным Комиссариатом

Внутренних Дел или сокращенно НКВД, секретные органы потеряли часть своих

юридических привилегий; по окончании следствия дела надо было "передавать в

компетентные судебные органы", и они не имели больше возможности

"приговаривать к смертной казни" без разрешения центральной политической

власти. Создана была также процедура апелляции, а все списки приговоренных

к смерти должны были быть утверждены Политбюро.

Эти перемены, представленные как "меры по укреплению социалистической

законности" имели, однако, весьма ограниченную эффективность. Контроль за

решениями на аресты, подписанными прокуратурой, оказался невозможным,

потому что генеральный прокурор Вышинский дал всю полноту власти

репрессивным органам. С другой стороны, начиная с сентября 1934 года

Политбюро приостановило им же утвержденную недавно процедуру рассмотрения

приговоров к высшей мере и разрешило ответственным представителям местной

власти не обращаться за подтверждением таких приговоров к Москве. Но

затишье длилось недолго.

1 декабря 1934 года произошло убийство Сергея Кирова, члена Политбюро и

первого секретаря Ленинградской партийной организации. Убийца - молодой

экзальтированный коммунист Леонид Николаев, которому удалось с оружием

проникнуть в Смольный, место, где размещались руководящие органы

Ленинградской партийной организации.

В последующие годы гипотеза о прямом участии Сталина в убийстве его

главного "политического соперника" подтвердилась в разоблачительной речи

Хрущева, называемой "закрытым докладом" 25-26 февраля 1956 года на ХХ

съезде партии. Однако эта гипотеза недавно была опровергнута в работе Аллы

Кириллиной26, которая опиралась на неизданные архивные данные. Из этого,

однако, не следует, что убийство Кирова не было на руку Сталину и не было

им широко использовано в политических целях. Сталин удивительным образом

сумел представить Николаева как заговорщика, который отныне становится

центральной фигурой сталинской риторики. Идея заговора позволяла

поддерживать атмосферу кризиса и напряжения в стране. В любой момент

заговор мог стать вполне осязаемым доказательством реального существования

обширной конспиративной организации, угрожающей стране, ее правительству и

социализму. Этот заговорщик вовремя дал блестящее объяснение слабостей

системы: если что-то было не в порядке в стране, если жизнь трудна, а ей

следовало быть, согласно Сталину, "веселой и счастливой", значит, вина

лежит на убийцах Кирова.

Несколько часов спустя после убийства был издан декрет, ставший известным

под названием "закона от 1 декабря". Эта необычная мера была пущена в ход

по личному распоряжению Сталина, только два дня спустя она была обсуждена

Политбюро, поддержавшего сокращение до десяти дней разбирательство дел

террористов, обсуждение их в отсутствии сторон, так же, как немедленное

исполнение приговора к смертной казни. Этот закон, отменивший "длительные",

растянувшиеся на несколько месяцев, судебные процедуры, должен был стать

идеальным инструментом в развязывании Большого Террора27.

В последовавшие за этим событием недели большое число бывших сталинских

оппозиционеров внутри партии были обвинены в террористической деятельности.

22 декабря 1934 года пресса объявила о "страшном преступлении" подпольной

террористической группы, в которую кроме Николаева, оказывается, входило

еще тринадцать "бывших зиновьевцев", руководимых так называемым

"Ленинградским центром". Все члены этой группы были осуждены при закрытых

дверях и немедленно расстреляны. 9 января 1935 года открылся процесс

мифической "Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы",

включающей 77 человек, среди которых были те, кто оказывал сопротивление

сталинскому курсу; все они были приговорены к тюремному заключению.

Обнаружение "Ленинградского центра" помогло выявить "Московский центр", в

который входило девятнадцать человек и лично Зиновьев и Каменев, они были

обвинены в "идеологическом соучастии", сопричастности к убийству Кирова, и

осуждены 16 января 1935 года. Зиновьев и Каменев признали, что "прежняя

деятельность оппозиции могла в силу объективных обстоятельств

способствовать вырождению этих коммунистов в преступников". Ошеломляющее

признание своей "идейной сопричастности", которое прозвучало после стольких

раскаяний и публичных отрицаний, должно было представить двух бывших

руководителей как искупительные жертвы в будущей пародии на правосудие. А

пока это им стоило пяти и десяти лет заключения. В общем, за два месяца - с

декабря 1934 года по февраль 1935 года - в соответствии с новой процедурой,

предусмотренной законом о терроризме от 1 декабря, было осуждено 6.500

человек28.

На следующий день после приговора Зиновьеву и Каменеву Центральный Комитет

рассылает во все партийные организации секретный циркуляр, озаглавленный:

"Уроки событий, связанных с подлым убийством товарища Кирова". В этом

тексте говорилось о существовании заговора, руководимого "двумя

зиновьевскими центрами" ..., которые на самом деле "являются

замаскированной формой белогвардейской организации", и напоминалось, что

история партии была и остается постоянной борьбой с "антипартийными

группами": троцкистов, демократических центристов, правых и левых

уклонистов, а также их последышей и т.п. Под подозрение попадают все те,

кто когда бы то ни было высказывался против сталинской линии. Охота на

бывших оппозиционеров усилилась. В конце января 1935 года 988 сторонников

Зиновьева были высланы из Ленинграда в Сибирь и Якутию. Центральный Комитет

приказал всем местным партийным организациям составить списки коммунистов,

исключенных из партии в 1926-1928 годах за принадлежность к троцкистскому и

троцкистко-зиновьевскому блоку. На базе этих списков потом были произведены

аресты. В мае 1935 года Сталин разослал в местные партийные инстанции новое

письмо Центрального Комитета, предписывающее тщательную проверку личного

дела каждого коммуниста.

Согласно официальной версии, убийство Кирова было совершено преступником,

проникшим в Смольный с фальшивым партийным билетом, что определяло крайнюю

необходимость и "огромную политическую важность" кампании по проверке

партийных билетов. Кампания эта длилась более шести месяцев при участии

тайной полиции, ибо НКВД доставляло в партийные инстанции дела

"сомнительных" коммунистов, а партийные организации в свою очередь сообщали

НКВД данные об исключенных из партии во время кампаний по проверке

партбилетов. В эту кампанию из партии было исключено 9% членов партии, что

составляет 250.000 человек29. Согласно еще неполным данным, процитированным

на пленуме Центрального Комитета, собранном в декабре 1935 года начальником

центрального отдела кадров Николаем Ежовым, отвечавшим за данную операцию,

15.218 исключенных из партии "врагов" были арестованы в ходе этой кампании.

Но эта чистка, по мнению Ежова, разворачивалась не так, как следовало бы.

Она длилась в три раза дольше, чем это было запланировано и "проходила

вяло, на грани саботажа" из-за большого числа устроившихся в аппарате

бюрократических элементов. Несмотря на неоднократные призывы центральных

властей разоблачать троцкистов и зиновьевцев, только 3% исключенных

принадлежали к этой категории. Местные партийные руководители не слишком

охотно шли на контакт с органами НКВД и не так быстро давали центру свои

списки людей, которых необходимо выслать по административным соображениям.

Короче говоря, Ежов в кампанию проверки партийных билетов установил, что

"круговая порука" местных органов партии препятствует эффективному контролю

со стороны центральных властей над тем, что реально происходит в стране30.

Это был очень важный урок, о котором Сталин потом вспомнит.

Волна террора, поднявшаяся на следующий день после убийства Кирова,

охватила не только бывших оппозиционеров сталинской линии внутри партии.

Под предлогом расправы с "белогвардейскими террористическими элементами,

пересекшими западную границу СССР", Политбюро 27 декабря 1934 года приняло

решение депортировать две тысячи "антисоветских семей" из приграничных

округов Украины. 15 марта 1935 года аналогичные меры были приняты "ко всем

сомнительным элементам", находящимся на границе с Ленинградом и в

автономной республике Карелия, которые и были отселены в Казахстан и

Западную Сибирь. Речь шла, в основном, о финнах, которые стали первыми

жертвами этнической чистки, достигшей во время войны своего апогея. За этой

первой большой депортацией десяти тысяч человек по национальному признаку

последовала вторая, в 1936 году, коснувшаяся 15.000 семей поляков и

украинских немцев, которые были переселены в Казахстан, в район Караганды,

и размещены в колхозах31.

Как о том свидетельствуют цифры, поднятые из дел НКВД (267.000 в 1935 году,

274.000 в 1936 году32), репрессии набирали силу. Но в эти же годы были

также осуществлены некоторые меры ослабления репрессий; так, например,

уничтожение категории лишенцев, отмена наказаний для приговоренных к пяти

годам колхозникам, досрочное освобождение 37.000 человек, осужденных

законом от 7 августа 1932 года, восстановление гражданских прав

спецпоселенцев, отмена дискриминации в отношении прав на высшее образование

для детей депортированных. Однако принятые меры были противоречивыми. Так,

депортированные кулаки, будучи восстановленными в своих гражданских правах,

на самом деле не имели права покидать места своего проживания. Если бы они

действительно были восстановлены в правах, то должны были бы вернуться в

свои деревни, что повлекло бы за собой ряд неразрешимых проблем для

властей. Можно ли разрешить им вступать в колхоз? И где им жить, поскольку

их дома и имущество конфискованы? В логике репрессий возможны были только

паузы, но не могло быть никакого отступления назад.

Напряженные отношения между режимом и обществом возрастали и по мере

развития поддержанного властями стахановского движения, родившегося из

знаменитого "рекорда", установленного Алексеем Стахановым, который в

четырнадцать раз увеличил добычу угля, благодаря замечательной организации

работы бригады, и тем самым продвинул далеко вперед производительность

труда. В ноябре 1935 года, два месяца спустя после знаменитого

стахановского рекорда, Сталин подчеркнул "глубоко революционный характер

движения, освобожденного от консерватизма инженеров, техников и

руководителей предприятия". В условиях, при которых работала советская

промышленность в те времена, началась организация дней, недель, декад

стахановского движения, которые надолго расстраивали производство:

оборудование разрушалось, несчастные случаи на работе умножались, после

"рекордов" следовал длительный застой и упадок производительности труда.

Покончив со спецеедством в 1928-1931 годах, власти вновь приписывали

экономические трудности так называемым вредителям, проникшим в кадры

инженеров и специалистов. Одно неосторожное слово, брошенное на встрече

стахановцев, разрыв в ритме производительности труда, производственный

конфликт рассматривались как контрреволюционные действия. В ходе первого

квартала 1936 года более четырнадцати тысяч промышленных кадров были

арестованы за вредительство. Сталин использовал "стахановское движение" для

ужесточения политических репрессий и для того, чтобы поднять новую волну

террора, который войдет в историю как "Большой Террор".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Черные страницы советской истории. Поняв их, осознав, мы не должны, мы

обязаны сделать соответствующие выводы. Могло произойти так. Могло иначе.

Сталин был далеко не глупым человеком, но вся моя работа еще и еще раз

показывает. Что его действия иначе как геноцидом советского народа не

назовешь.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. А. Livchine, Lettres de l'interieur a l'epoque de la NEP. Les campagnes

russes et l'autorite locale, Communisme, n 42-43-44, 1995, р. 45-46; V.

Izmozik, Voices from the Twentie: private correspondence interceoted by the

OGPU, The Russian Review, vol. 55/2, avril 1996, p. 287-308.

2. N. Werth, G. Moullec, Rapports secrets sovietique, 1921-1991. La societe

russe dans les documents confidentiels, Paris, Gallimard, 1995, p.36.

3. Ibid., p. 105.

4. РЦХДНИ, 76/3/307/4-15.

5. "Вопросы истории КПСС",1988, № 11, стр. 42-43.

6. РЦХДНИ 76/3/362/1-6.

7. РЦХДНИ 76/3/306. В письме к Мехлису Ф. Дзержинский признал факт казни

650 человек его службами в 1924 году в одной только России

(РЦХДНИ,76/3/362/7-11) D.

8. История советского государства и права, М.,1968, т. 2, стр. 580-590.

9. РЦХДНИ, 76/3390/3-4.

10. A. Soljenitsiyne, L'Archipel du Goulag, Paris, Le Seuil, 1975, В.

Шаламов, "Грани", 77, 1972, p. 42-44; А. Мельник, А. Сосина и др. Материалы

к историко-географическому атласу Соловков, т. 1, М., 1991, стр. 301-330.

11. A. Beningsen, C. Lemercier-Queiquejay, Les Musulmans oublies. L'Islam

en Union sovietique, Paris, Maspero, 1981, p. 55-59.

12. Ibid., p. 53-54.

13. M. Wehner, Le soulevement georgien de 1924 et la reaction des

bolcheviks, Communisme, n.42-43-44, p. 155-170.

14. Документы о событиях в Чечне, 1925, "Источник", 1995, 5, стр. 140-151

(дается в обратном переводе).

15. A. Graziosi, The Great Soviet Peasant War, Ukrainian research

Institute, Harvard University, 1996, p. 44.

16. A. Graziosi, op. cit., p. 44-45.

17. M. Lewin, La Paysannerie et le pouvoir sovietique, 1928-1930, Paris,

Mouton, 1968. E.H. Carr, R.W. Davies, Foundations of Planned Economy, vol.

1, London, Pelican, 1974, p. 71-112.

18. E.H. Carr, R.W. Davies, op. cit., p. 610-642.

19. "Советская Юстиция", 1930, n. 24-25, с. 2.

20. N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 355.

21. O. Khlevniouk, Le Cercle du Kremlin. Staline et le Bureau politique

dans les annees 1930: les jeux du pouvoir, Paris, Le Seuil, 1996, p. 38-40.

22. Н .А. Ивницкий, Коллективизация и раскулачивание, М., 1994, с. 32-49.

23. Там же, 49-69.

24. A. Graziosi, art. cit., p. 449.

25. M, Fainsod, Smolensk a l'heure de Staline, Paris, Fayard, 1967, p. 271-

277. R.W. Davies, The Socialist Offensive, The Collectivisation of Soviet

Agriculture, London, Mac-Millan, 1980, 243-251.

26. V. Danilov, A. Berelovitch, Les Documents de la VCK-OGPU-NKVD sur la

campagne sovietique, 1918-1937, Caihers du Monde russe, XXXV (3), jullet-

septembre, 1994, p. 671-676.

27. Ibid., p. 674; A. Graziosi, Collectivisation, revoltes paysannea et

politiques gouvernamentales a travers les rapports du GPU d'Ukraine de

fevrier-mars 1930, Cahiers du Monde russe, XXXV (3), 1994, p. 437-632.

28. V. Danilov, A. Berelowitch, art. cit., p. 674-676.

29. L. Viola, "Бабий бунт", Russian Review, 45, 1986, p. 23-42.

30. A. Graziosi, art. cit.

31. A. Graziosi, art. cit., p. 462; В.П. Попов, Государственный террор в

Советской России, 1923-1953, "Отечественные архивы", 1992, 2, с. 28.

32. N.A. Ivnitski, op. cit., p. 106.

33. V. Danilov, A. Berelowitch, art. cit., p. 665-666.

34. O. Khlevniouk, op. cit., p. 37.

35. В.Н. Земсков, Кулацкая ссылка в 30-е годы, "Социологические

исследования", 1991, 10, с. 3-20.

37. N. Werth, "Deplaces speciaux" et "colon de travail" dans la societe

stalinienne, XX siecle, n 54, avril-juin 1997, p. 34-50.

38. N. Ivnitski, op. cit., p. 124.

39. N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 140.

40. В.П. Данилов, С.А. Красильников, Спецпереселенцы в Западной Сибири,

Новосибирск, (том 1), 1993, с. 57-58.

41. Там же, с. 133-134.

42. В.П. Данилов, С.А. Красильников, Спецпереселенцы в Западной Сибири,

1933-1938 (т. 3), Новосибирск, 1994, с. 89-99.

43. В.Н. Земсков, с. 4-5.

44. ГАРФ, 9414/1/1943/56-61 in N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 142-145.

45. В.П. Данилов, С.А. Красильников, т. 2, с. 81-83; ГАРФ, 9479/1/7/5-12 N.

Werth, G. Moullec, p. 363-374.

46. ГАРФ, 9414/1/1943/52.

47. ГАРФ, 1235/2/776/83-86.

48. И.П. Данилов, С.А. Красильников, т. 3, с. 244-245.

49. ГАРФ, 374/28s/4055/1-12.

50. A. Blum, Naitre, vivre et mourir en URSS, 1917-1991, Paris, Plon, 1994,

p. 99. Н.А. Ивницкий считает, "что голод 1932-1933 годов унес 7-8 миллионов

человеческих жизней" (Н.А. Ивницкий, Голод 1932-1933 годов, Москва, РГГУ,

1995, с. 64).

51 F. Kupferman, Au pays des Soviets. Le voyage francais en Union

sovietique, 1917-1939, Paris, Gallimard, 1979, p. 88.

52 A. Graziosi, Lettres de Kharkov. La famine en Ukraine et dans le Caucase

du Nord a travers les rapports des diplomates italiens, 1932-1934, Cahiers

du Monde russe et sovietique, XXX (1-2), janver-juin 1989, p. 5-106.

53. M. Lewin, La Formation du systeme sovietique, Paris, Gallimard, 1987,

p. 206-237.

54.. ГАРФ, 1235/2/1521/71-78; N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 152-155.

55. ГАРФ, 3316/2/1254/4-7.

56. N. Ivnitski, Коллективизация и раскулачивание, op. cit., p. 192-193.

57 N. Ivnitski, op. cit., p. 195.

58 В. Земсков, с. 4-5.

59. A. Graziosi, Les Lettres de Kharkov, p. 51.

60. A. Ivnitski p. 198-199.

61. Ibid. p. 204.

62. A. Graziosi, art. cit., p. 59-60.

63. Ibid., p. 79, Conquest, Sanglantes moissons, Paris, R. Laffont, 1995,

p. 267-296.

64. Президентские архивы Российской Федерации, 45/1/827/7-22.

65. Н. Араловец, Потери населения в 30-е годы, "Отечественная история",

1995, с. 135-145; Н. Осокина, Жертвы голода 1933, Сколько их,

"Отечественная история", 1995, 5, с. 18-26; В. Цаплин, Статистика жертв

сталинизма, "Вопросы истории", 1989, с. 175-181.

66. С. Мерль, Голод 1932-1933 - геноцид украинцев для осуществления

политики русификации? "Отечественная история", 1995, № 1, с. 49-61.

67 Lewin, op. cit., p. 330-334.

68 O. Khlevniouk, op. cit., p. 40-50.

69. Ibid., p. 49.

70. Письма И.В. Сталина В.М. Молотову, М., 1995, с. 193-194.

71. С. Иконников, Создание и деятельность объединенных органов ЦКК-РКИ в

1923-1934, М., 1971, с. 212-214.

72. S. Fitzpatrick, Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921-

1934, Cambridge, 1979, p. 213-217.

73. N. Timascheff, Religion in Soviet Russia, London, 1943, p. 64.

74. N. Werth, Le Pouvoir sovietique et l'Eglise orthodoxe de la

collectivisation a la Constitution de 1936. Revue d'Etude comparatives Est-

Ouest, 1993, n 3-4, p. 41-49.

75. ГАРФ, 374/28/145/13-26.

76. W.C. Fletcher, L'Eglise clandestine en Union sovietique, Paris, Ed. A.

Moreau, 1971.

77. N.Werth, G.Moullec, op. cit., p. 291-304.

78. А.И. Добкин, Лишенцы,1918-1936, М., 1992, "Звенья", т. 2, с. 600-620.

79. V. Lewin, op. cit., p. 311-317.

80. ГАРФ, 1235/2/1650/27-34.

81. Ibid.

82. ГАРФ, 1235,9479/1/19/7; N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 43-44.

83. ГАРФ, 9479/1/19/19.

84. V. Danilov, S.A. Krasilnikov, op. cit., vol. 3, p. 96-99.

85. РЦХИДНИ, 17/12/94/133-136.

86. O. Khlevniouk, op. cit., p. 154-156.

87. ГАРФ, 1235/2/2032/15-29.

88. J.A. Getty, G. T.Rittersporn, V.N. Zemskov, Les victimes de la

repression penale dans l 'URSS d'avant-guerre, Revue des Etudes Slaves,

vol. 65 (4), 1993, p. 641.

90. A. Graziosi, Lettres de Kharkov, art. cit., p. 77.

91. РЦХИДНИ, 17/3/922/56-58.

92. V. Popov, art. cit., p. 28.

93. Alla Kirilina, L'Assassinat de Kirov. Destin d'un stalinien.1888-1934,

Paris, Le Seuil, 1995.

94. R. Conquest, La Grande Terreur, Paris, R. Laffont, 1995, p. 429-430.

95. O. Khlevniouk, op. cit., p. 150-154.

96. Ibid, p. 158.

97. O. Khlevniouk, op. cit., p. 156-159, об этой кампании J.A. Getty,

Origins of the Great Purges : the soviet CP Reconcired, 1933-1938,

Cambridge VP, 1985; РЦХИДНИ 17/120/240.

98. РЦХИДНИ, 17/162/17; O. Khlevniouk, op. cit., p. 154; N. Werth,

G.Moullec, op. cit., p. 376-377.

99. V. Popov, art. cit., p. 28.

     



рефераты
рефераты
© 2011 Все права защищены